Обычно при словах “сталинский эксперимент” в сознании сразу возникает образ всей советской эпохи, всего того исторического здания, целой эпохи, которая закончилась 5 марта 1953 г. Однако, в моей статье речь идет кое о чем другом. Менее масштабном, но, может быть, более глубоком.

Сверхфункциональность, с самого начала прослеживавшаяся в архитектуре Нью-Йорка и других американских городов, подразумевала то, что обитатели этих рукотворных нагорий либо смирятся со своим полусуществованием, либо постараются вырваться из города, в пригород, в мир маленьких домиков и придорожных лужаек. Туда, где одноэтажность внешнего мира будет хоть немного компенсировать насилие со стороны фаллических гигантов центральных кварталов. Но одновременно постоянное сопротивление этому внешнему насилию должно было привести к появлению человека, готового к управлению миром. Человека-робота с душой из железа и пластика. “Сверхчеловека”.

Как ни странно, но похожей целью был одержим и Иосиф Сталин.

Опыт раннего советского коммунизма доказал, что рациональных действия для подобного превращения недостаточно. Дичайшие и чудовищные преступления большевиков привели только к тому, что массы вымирали или упорно коснели в своих предрассудках, изменив исключительно лексику да внешние признаки поведения.

Новая попытка создания “сверхчеловека” могла быть только магической. И предпринять ее мог только человек, имевший скрытые потенции “черного колдуна”.

Сталин был магом, не осознающим ни только своей собственной магической силой, но даже собственной сущности. (Это, кстати, прекрасно почувствовал Виктор Суворов, настоящий “бокор от истории”, создатель шаманских, завораживающих в своей псевдоубедительности картин. Отсюда и его явное преклонение перед Сталиным – человеком, максимально далеким от него на уровне рациональных идей, но близким -- на подсознательном). Победы Сталина были обусловлены тем, что он позволял течь через себя магической энергии, непосредственно воплощая ее в деятельность и реальность.

Гитлер пытался осмыслить свою магическую роль в мире, рационализировать ее, сделать частью идеологии. Это то и приводило его к поражениям. Он надеялся, что в решающий момент ему “помогут силы зла”. А потусторонние силы этого не любят, лучшее развлечение для них – обмануть “надежды уповающего”.

Сталин же уповал только на себя.

Однако “закругленный мир” Адольфа Гитлера, напоминающий о тибетском мировом яйце, “которое ходило, куда хотело”, и воплотившийся в здании “Гроссе халле”, не имел шансов победить беспощадный практицизм американцев и жестокое богоборчество сталинизма. Круглые купола и плоские грани Триумфальной Арки отрезали немцев от небесных воздействий. Энергия, падающая с неба растекалась по их плавным обводам и провоцировала естественное стремление каждого человека -- волю к небытию, к несуществованию, к превращению к замкнувшегося на самого себя андрогина. Взметнувшиеся же вверх шпили нью-йоркских небоскребов действительно приводили к тому, что над “Нью-Йорком все небо в дырках”. Уже не просто энергия, а кровь неба хлестала на землю соединенных Штатов, насыщая собой то, что по определению было мертво, вливая жизнь в вены страны, которая носила имя “будто она жива, но она была мертва”.

Того же пытался добиться и Сталин, с провидческой уверенностью истинного мага, пририсовавший к проектам высоток, получивших в народе его имя, острейший шпили, колдовские жезлы, вспарывающие небо. Их сакральное число “семь плюс одна” (так и не построенная) включало механизм распределение "крови неба", энергии, взятой у рая "с боем".

Создание высоток было продиктовано уже другим стремлением – желанием добиться благоволения “Великого Неба” насильственно, так как его добились победители – американцы. Пробиться за твердь, чтобы оттуда пролилась если уж не манна, то по крайней мере – незримая благодать. Кровь небес, способная преобразить человека в “сверхчеловека”, сделать его победителем и обитателем рая на земле.

Главным средством для проведения сталинского эксперимента с конца 30-х стали тексты – тексты собственно литературные и тексты опосредованные – в первую очередь воплощенные в камне.

Сталинская литература и сталинская архитектура.

Великолепный сталинский стиль, не имеющий ничего общего со словесной диареей Ленина и прочих коммунистических мерзавцев, хорошо охарактеризовал Пильняк: “Негорбящийся человек диктовал четко, внятно и каждая его фраза была формулой”. Коба не любил словесной инфляции, понимал определяющую роль языка в мире и, кстати, сам обладал неплохим литературным вкусом. В отличие от Ульянова-Бланка, предлагавшего молиться на кривое и бородатое “зеркало русской революции”, Коба видел только одну цель для литературы – создание идеального мира, альтернативной реальности, имеющей только опосредованное отношение к действительности. Литература и пропаганда создавала два параллельных мира. И мир литературный с успехом вытеснял в сознании людей картинку мира реального. Главным результатом сталинского эксперимента должно было стать полное торжество Текста над Реальностью.

Сталин чувствовал подобную угрозу, поэтому фанатически стремился ускорить события, успеть завершить свой “эксперимент”. В его глазах условное торжество условной реальности должно было запустить механизм “сверхчеловеческой трансформации”.

Сверхчеловеческие черты, которые хотел бы воспитать Сталин в сначала в русском народе, а затем и в других обитателях “соц. лагеря”, ярче всего проявились, конечно, не в официальных документах КПСС. (Там коммунисты старались демонстрировать материализм и рациональность, доводившую читавших их до полного отупения и летаргического сна). Тот сверхчеловек, которому должен была бы “покорить Вселенную”, был нарисован литераторами “сталинской эпохи”. Вернее, теми из них, кто получил Сталинскую премию, теми, чей образ “положительного героя” в наибольшей степени соответствовал взглядам Вождя на “сверхчеловечество”.

Наиболее показательный пример – “Повесть о настоящем человеке” Б. Полевого (Сталинская премия за 1947 г.) Герой, свободный от оков плоти, победивший силой духа материю. Мересьев выглядит ангелом, сброшенным с неба, изуродованным, но силой своего мятежного духа опять сумевший до этого неба добраться. Этакий вариант победоносного Люцифера. С той лишь разницей, что “Небо” в повести Полевого (как и вообще во всей советской литературной традиции) – это безличная сила, равнодушный Абсолют, некое подобие китайского “Тянь”, на фоне которого и развиваются манихейские схватки полубожеств и сверхлюдей.

Вообще, герой Полевого удивительным образом оказывается вовлечен в схему мифологического преображения и почти алхимической трансформации. Будучи недостаточно готов, он выходит на битву с ангелами “Прежней эпохи”, сокрушен ими, переживает условную смерть и ритуальное увечье. Однако это увечье способствует “победе Духа на Материей”. Мересьев вновь поднимается в небо и Небо дарует ему победу. (И этот насквозь мифологизированный текст в советских школах выдавали за реалистическую книгу).

Возможно, что сталинский эксперимент удался бы и в России, но в реальности он удался там, где был задуман раньше и доведен до конца. Небоскребы, усеявшие центры американских городов, привели к тому, что на Земле возникло патологическое общество, но тем не менее общество, одерживающее одну победу за другой. И многие уродливые черты в жизни сегодняшних США, вроде разгула гомосексуализма, обусловлены только тем, что эксперимент пока еще не завершился. (То есть движение к полному андрогинату началось, но люди еще не достигли а-сексуальности, хотя и отказались от сексуальности нормальной).

Сталин потерпел поражение, потому что действовал неосознанно. В Штатах же нашлись люди, которые сумели осознать суть проводившихся ими стихийно, под влиянием “бродячих архетипов”, опытов.

Новый этап в эволюции человечества – это этап смены структуры архетипического, это укоренение в бессознательном чуждых нашему виду психологических механизмов (пришедших откуда-то извне, из тьмы внечеловечского сознания). И одновременно -- уничтожение многих базовых архетипов, до этого присущих человечеству. Сталин сумел, к сожалению, не осознать, а только почувствовать суть эволюции. И из этого неясного чувства родилась и сталинская архитектура, и сталинская литература – механизм для разрушения базового поля архетипов и создания условий для “укоренения” архетипов плавающих. Однако до конца провести этот эксперимент он не смог. (Кстати, именно результаты сталинского опыта привели к тому, что Москва является наиболее вестернизированным и американизированным городом современной России, сумевшим наиболее внятно ответить на вызов “эпохи реформ”).