Пояснение к проекту "Антипастернак" "... Мне непонятен поэт Пастернак. Возможно, я идиот или человек с грубыми деревенскими вкусами. Ну и что? Я не одинок даже в этом качестве. Но это так, это факт – Пастернак мне непонятен. И совершенно непонятна его колоссальная популярность в 20-е гг. Что-то тут было не то. Но что? ... Вот тогда-то я решился на очередной литературный эксперимент – написание "автоматических поэз". Ну, просто под влиянием пастернаковских произведений попытался писать свои. Конечно, уровень, наверное, несравним... Но, тем не менее, работа ремесленника- подражателя может прояснить те механизмы, которые помогали прославиться так называемому мастеру. Метод, который мной используется, я называю литературной гомеопатией. То есть берется "великое произведение", из него вырывается что-то, на этой основе пишется что-то свое – "малая доза" разводится до микроскопической. Затем производится филологический разбор полученного позора – получается смешно и кое-что даже можно уяснить. Так и появился этот "сборник". В данном случае право сделать филологические выводы я, ради чистого развлечения, оставил читателю... От коего жду замечаний, предложений и его собственных гомеопатических опытов..." Элиезер ДАЦЕВИЧ. Из показаний и объяснений. т.12, с.162 Ефим ШПИНАТ. НЕПЕРЕДАВАЕМОСТЬ Австралийский Романс Это Жизнь Боярская Овражная Старая Солдатская Песня Атлантика Слоноподобный Заяц Элегия Умер Бедняга В Штабной Медсанчасти... Когда Побил Наш Царь Поганого Хазара... Непередаваемость Ощущение
АВСТРАЛИЙСКИЙ РОМАНС Текло, текло из труб в дыру, Лилось рекою, Копали кролики нору Их было двое. Оно копали, как могли, И как умели, И комья сморщенной земли Легли у ели. Легли, как мертвая трава, Как пух лебяжий, Там, где во всем и всюду два, И хлопья пряжи... Пронесся злобный кенгуру, Рыча и воя, Копали кролики нору, Их было двое. Копали день, копали два, Неделю рыли, И были всякие Слова, И Мысли были. Да, им не нравилось копать, Но долг был выше, Ведь кенгуру, как злобный тать, Ревел на крыше. Пришла зима, и саван лег, Седой и страшный, И прошагали сотни ног, Сквозь степь и пашни. А в замке ждали рождества И что-то ели Большие злые существа У вечной ели. Вдруг разбежались колесом От страха мыши. Упал кусок, раздался гром, И кролик вышел, Он верил, что копал не зря, Он с горем знался, И чуя, что взойдет заря, Не размножался. Он славный подвиг совершил, И сел у печки, А на концах еловых жил Погасли свечки. И это был конец всему, И в смертном вое, Никто не понял, почему Их было двое. 16 мая 2000 г. ЭТО ЖИЗНЬ Будет день, и будет пища, Но гудок зовет, и вот, На могиле снова нищий В небесах опять удод. И опять дорога к дому, Старый дворник с бородой, Кошки, сено и солома, Мир привычный и большой, И опять кругом все то же, И опять в кольце времен На плакатах злые рожи И зимы холодный сон Лед, и снег, и тусклый лучик Сквозь глухие облака... Во дворе, средь песьих кучек, Дворник пляшет трепака. Только вдруг раздастся что-то, Что-то стукнет, завопит, Что-то ухнет из болота И над нами пролетит. Зарычит и загогочет, Гукнет басом из окна. Но проснется старый кочет, И наступит тишина. И тогда в глуши и скуке, Будем ждать зари, пока Не помчатся в небо звуки Ошалелого гудка. 16 мая 2000 г. БОЯРСКАЯ ОВРАЖНАЯ (начальнику хора: под гусли) Говорили нам деды с прадедами, Деды! Не ходите во закат, во дремучий бор Во закат! Проживает там чудо чудное ночное Чудо! Обитает там диво дивное лесное Диво! Там живет да собака эх да римский папА Собака! Не послушали мы дедов с прадедами Дедов! Ды пошли да во закат во дремучий бор Во закат! Не сыскали ж там собаку д римского папУ Собаку! Хоть искали под кореньями его ды с огнем Под кореньями! Ды с огнем! А очнулися в овраге во глухом лесу В овраге! А дороги обратной и вовсе не нашли Дороги! А на дубинках наших ды сучки вить отросли Сучки! А солнце красное ды за лес ушло За лес! Так и осталися мы во овраге жить Во овраге! И дороги оттель никакой нету никуда Дороги! И тут нам хорошо, дык есть, что есть и пить, Хорошо! Ну, а что дороги не нашли, то и вовсе не беда, А объективный результат исторческого развития! Результат! Эх, дайте гусли мне, бояре, а я вам песенку спою, Хорошо нам всем живется во родимом во краю, У кажного кафтанишше да красны сапоги, Да раззявлена харя на горячи пироги. Ну, а ежели припрет какая вражеская рать – Эх, на бок повернемся, да и дале будем спать. Слава! 17 мая 2000 г. СТАРАЯ СОЛДАТСКАЯ ПЕСНЯ Мы молча шагали степною тропой, Ковыль колыхался горелый, Фельдфебель нас вел по степи за собой К известному месту расстрела. За городом есть небольшой полигон, Где мы по мишеням стреляли, Теперь он высокой стеной обнесён, Там высятся жерди из стали. Пришёл генерал с полевого суда, Лампасы блестят голубые, Суд скорый и правый суров - не беда, Зато не погибнет Россия! У ямы он встал и негромко сказал: "Ну что, господа, узнаёте? Вы землю просили – я землю вам дал, А волю на небе найдёте!" Тут вылез из ямы какой-то нахал Кричит он и машет руками, Рубашку свою на груди разорвал, И нас обозвал дураками. Сначала нам было на это начхать, Но тот продолжал обзываться, Фельдфебель тогда закричал: Вашу мать, Чего же вы смотрите, братцы! Давите их, гадов, поганых иуд, Стреляйте в разбойничьи хари, Хотели опять нам набросить хомут Проклятые сволочи баре! Хотели, собаки, царя застрелить, Свободу отнять у народа, Хотели нас сечь, продавать и морить, Не вышло - сильнее свобода! Снимайте, ребята, винтовки свои, Вернее прицельтесь, родные, Получат своё господа-холуи, А нас не забудет Россия! Сквозь выстрелы что-то кричал генерал, Но нам это было не нужно, Мы молча палили в проклятый кагал, Затворами щелкая дружно. Какой-то дохляк во пенсне с бородой Пытался ограду покинуть, Я это увидел, и крикнул я "стой!" И выстрелил гадине в спину. Пред смертью он вытянул шею, как гусь, Завыл от досады и боли, И крикнул: Гебята, да здгавствует Гусь, Земля и нагодная воля! Я понял тогда, что раскаялся гад, В грехе он своём повинился, Не поп покаянье слыхал, а солдат Который за родину бился, В усы усмехался старик-генерал, Что помнил Варшаву и Шипку, Он тоже, друзья, в этот миг понимал, Что сволочь признала ошибку. Мы трупы зарыли в пятнадцать минут, Хоть было такое впервые. Пусть их непутёвые кости сгниют, Зато не погибнет Россия! Фельдфебель сказал: Новобранцы, не трусь, Быть первыми – славная доля, Стреляйте ублюдков, да здравствует Русь, Земля и народная воля! 18 мая 2000 г. АТЛАНТИКА По морю плывет атлантический кит, Усами шумливо шурша. Внутри его бродит и громко кипит Простая морская душа. Планктон расплывается грязью веков, Поверхность покрыта землей, Но кит неотступен, могуч, и готов Издать ужасающий вой. Кричите, киты! Вам свобода дана, Вы сможете мудрость познать, За вас подымают бокалы вина, И вам навсегда исполать! Не пил за военные розы поэт, Не брал горизонт за хребет, Он песни свои проливает на свет, В пучину бессмысленных бед. И верится мне, что велик океан, И вечные мели крепки, И с мачт кораблей атлантических стран Безумно поют моряки. Их песни надеждой гремят над водой, Звенит сердцевина морей, Но мудро в засаде засел китобой У береговых батарей. И мы - не такие. И все – не о том, И где-то потерян конвой... Кричите, киты! В этом мире простом Вы словно маяк путевой. Вы наша надежда, вы наш идеал, Вы наш неизбежный покров У лунных концов атлантических скал, Где молкнут машины миров, Где сердце морей затихает, звеня, Где ванты засунуты в шкот, Где вы похороните, черти, меня, И скажете: помер, удод... 18 июня 2000 СЛОНОПОДОБНЫЙ ЗАЯЦ Подобен мед чистому злату, а века подобны дерьму, Одни пропивают зарплату, а другие порют Муму, В чести последнее дело, фараоны спят на углах, Но что-то гремит несмело, и наводит глубокий страх. Кто-то грохотом пяток тревожит ночную тишь, Встань, недоумок проклятый. Проснись и немедля услышь! Кто-то скачет кварталами, брусчаткой гремит в темноте, Лесопосадками талыми, к своей последней черте, Его пуля не остановит, не задержат туман и дождь, Всем снятся потоки крови, и предместья бросает в дрожь... Вы слышите эти звуки, вы чуете этот дух? Идет спаситель науки, готовый плясать за двух, Ужасным бубном бряцая, неся миллион поклаж - Слоноподобный Заяц, малыш, ребенок и паж... Темнеют вешние воды и слаще стала маца, Все ближе конец свободы, все громче звуки конца, Весело, зло и чинно он будет метлой мести, Не будь дураком, дурачина, не стой у него на пути! Упав головой на столик, когда наступил антракт, Конец проспит алкоголик и не заметит дурак, В грохоте, блеске и песнях все мы уйдем в Аид, Спасенья не будет! Хоть тресни, но заяц не пощадит... Выход не очень удобен из милой египетской тьмы, Да, заяц слоноподобен, но не слоноподобны мы. Бежать! Нам еще не поздно направить свои пути, Туда, где грозы не грозны, а там хоть трава не расти... И выйдем мы черным ходом, и тихо свистнем своим, Навеки ушла свобода и счастья развеялся дым, Но в мягких заячьих лапах хрустнет холодный скелет, Он у входа стоит, растяпы! И, значит, выхода нет... 18 июня 2000 ЭЛЕГИЯ По озеру плывет креветка, Креветка медленно плывет, Она плывет и дышит редко, И избавления не ждет. Креветка в озере гуляет, Гуляет тихо в тростниках, Она, конечно, правду знает, Ее не обуяет страх. Плывет креветка в час заката, Шуршат пустые тростники, Куда ты, глупая, куда ты!? Пути созданья нелегки... Вот так и мы плывем куда-то, Нам сквозь шафрановый январь, Видна последняя расплата, И кажет лик Подземный Царь. Как холодно на белом свете, О, подсчитай и подытожь! Тут злобный враг нам ставит сети, Там впереди блестящий нож... Мы, словно глупые креветки, По жизни медленно плывем, А завтра, жалкие объедки, В нужник вселенной упадем... 18 июня 2000 *** 26 июня: СНЯТО ВНУТРЕННИМ ЦЕНЗОРОМ "РУССКОГО УДОДА" *** Написано в результате прочтения книги В.Кожинова "История Руси и русского слова" Когда побил наш Царь поганого Хазара, Вернулся в стольный град и казни совершил - Восстала из руин великого пожара, Из срубленных голов и вывернутых жил. Из мятых черепов и вый жестококостных, Из резаных кусков на вражеской спине, Палата для него, задумчиво и постно, Раскинувшись кругом, как в беспокойном сне. И вечностью святой свои подернув веки, Воссел на троне Царь, тяжелою стопой На землю наступив, в которой человеки Надолго обрели заслуженный покой. Застыли времена, гниют в могилах кости, Недвижен сон веков, на троне Царь сидит, Скрипит железный крест на брошеном погосте, А воздух бытия тяжел и ядовит. Вот - сорною травой поросшие просторы, Где кровью и концом пропитан каждый шаг, Где суслики сверлят свои худые норы, Сливая мир могил в один большой овраг, Где камни вопиют и духи молят небо, Чтоб старая война наполнила поля, Чтоб терний на венец и камень вместо хлеба Отныне приняла спокойная земля. И этот день придет. И юные хазары, Пройдут и будут петь, как эти кости встарь, И загремят бои, но предрассудки стары – Земля поглотит кровь, и вновь воссядет Царь... 20 июня 2000 НЕПЕРЕДАВАЕМОСТЬ Большим козлам – большое дело, Козлам поменьше – ничего, Пусть в яму падают несмело, Пути не помня своего. Пусть падают в голубоватый, Колючий снег – ему хвала... На спинах шубы, в ухе – вата, Так повелось. Таки дела. И на одноименной грани Видны прощальные стихи, Далекой старины преданья О поеданье требухи... Дразнит бессмысленная слава, Блестят опухшие глаза, Краснеет вечная держава, Сырой декрет жует коза, И вот из этого декрета Из суеты последних дней, Нам не узнать, что где-то, где-то, Вдали от родины моей, В глухом лесу, средь черных сосен, В бочагах хлябей заливных, Седой старик, гулмлив и грозен, Свой нараспев читает стих. Мерцает голубое пламя, Дрожит седая голова, Глухими, мерными рядами Над миром строятся слова. И тот, кто слышит голос в поле, Кто знает суть его и срок, Тому не подобает боле В бездумии лежать у ног, Тому дано иное право - Не открывая злу лица Не мучить мир, не множить славы, А просто слушать. До конца... 20 июня 2000 ОЩУЩЕНИЕ И вот настало. И свершилось. Пришло. Случилось. Подошло. Скатилось. Съехало. Свалилось Плевком на бледное чело. И двигалось. И продолжалось. И поднимало страшный вой. Летело. Прыгало. Бросалось. Неслось с разбитой головой. И медленно пройдя меж ними Спускалось. Думало. Пило. Смотрело - злыми и большими И долго в сторону вело. Потом, подняв полу пижамы Стремилось. Уходило прочь. Стояли люди. Звери. Хамы. Стоял забор. Стояла ночь. И исчезало. В диком мраке. И забывалось навсегда. И выли белые собаки. И в трубах капала вода... июнь 1991 г.