Д.М. Володихин КОРИЧНЕВОЕ ПЯТНО Низкая широта — ночь сменяется днем в мгновение ока. Он привык. Он, Питер П. Гласс, девять лет как “серый гусь” — привык. Зыбкое бледнеющее полотно ночи было разорвано сверхновыми трех белых ракет. В неестественном, мертвенном свете покато блеснули каски, оскалилась броня машин, белой кровью истекла сталь автоматных стволов. Ни частицы этого света не попало в город, мирно похрапывавший вдалеке — глупый, ленивый, вечно либо пыльный, либо грязный городишко со своим плохо выбритым людом, знакомым Питеру до оскомины. Эти серые, серые, серые тупицы, изо дня в день занятые пересчетом своей жалкой монеты — им сколько ни дай, все будет мало; эти скоты, лапающие смазливых секретарш, если начальники, или лапающие только глазами, если подчиненные, а в своих заставленных барахлом душных квартирах спящие с нелюбимыми женами; эти мокрицы, давящиеся в подземке и дружно нюхающие чужой пот; все это дерьмо, живущее с мечтой о комфорте и издыхающее всякий раз не вовремя, так и не достигнув мечты. До чего же Питер ненавидел все это скотское отродье… Между моментом, когда первая из ракет поползла по небу, оставляя за собой косматый след, и моментом, когда погасли все три, всеобщее молчание было нарушено легким гудом и потрескиванием — звуком, рождающимся в секунду нажатия одновременно многими механиками одних и тех же кнопок. В следующий миг лес наполнился всеобщим рокотом и воем — чудовищные турбины тяжелых танков “Мастодонт” вспороли тишину. Броня стекла из леса к двум шоссе, ведущим к городу. Немного погодя, вслед за ними покатили бронетранспортеры с десантом. На условленном рубеже командиры взводов остановили их, пехота повыскакивала, танки ушли вперед, бронетехника полегче оттянулась назад. Десант вышел на окраину города. Их не ждали — Питер слышал, как несильная пальба перекатывалась где- то вдалеке, а здесь “Мастодонты” перепахали немногочисленные посты, не оставив камня на камне. Их отряд выдвинулся к расположению какой-то армейской части национальной гвардии внутри города. Танки и здесь сделали свое дело: ограда была разбросана, склады и автомобильный парк пылали, на плацу валялись трупы полуодетых гвардейцев. Питер и остальные ребята вошли через брешь в ограде и осмотрели место работы: почти все здесь сработали за них. Только от кордегардии неслась злая трескотня пулемета, но для тех стрелков взвод Питера был в мертвой зоне, ими занялся 2-й взвод. Однако, наискосок от плаца стояла странно целая казарма, из нижнего этажа которой кто- то бестолково отстреливался — наряд, патруль, дежурные, кто там еще. Питер прикинул: после прохода танков прошло не более двух минут — значит, норма. Гвардейцы никак не могли получить оружие и патроны. Окрик сержанта поднял Питера и еще четверых и швырнул их к казарме. Сзади поддержали огнем, но пока они петляли по опасному участку — плацу (влево, еще раз влево, как вбили в учебном лагере: уходишь влево, и противнику труднее целиться) — один все же остался на асфальте. Прямо перед казармой, спрятавшись в заросли посаженных здесь для красоты кустарников, Питер, Жоао Черный, Ян Ножик и еще кто-то там длинный забросали окна и двери гранатамии рванули вперед, прикрывшись автоматами от осколков — гранаты легкие, фуфло, в худшем случае посечет лицо и руки. Из окон било три ствола, это Питер видел точно. Когда он ворвался внутрь, Ян Ножик в упор дырявил одного из стрелков. Потом он сам упал — в него выстрелили из боковой двери. Питер сделал из второго сито, сменил обойму, выскочил в коридор и длинной очередью в половину магазина положил метавшихся гвардейцев. Сзади кто-то вцепился ему в горло, но непрофессионально. Питер четко, как на занятиях, упал на колени, рванул через плечо, ударил прикладом и потом — вдобавку — подковкой сапога в переносицу. Прямо перед ним Жоао вышиб дверь в дежурку ударом ноги на ладонь ниже замка, шагнул и гранулся оземь. Вот он, третий ствол! Жоао кашлял кровью, стиснув живот руками, и катался, катался в дверях. Питер прыгнул через него, дав очередь веером, однако третий успел выпрыгнуть в окно. Питер метнулся за ним, через руку вылетел наружу, но третий стрелок уже отъезжал на армейском джипе. Питер с холодным спокойствием — кто ползал под путеметными очередями на фут от земли в учебке Браун-Айленд, тому и в горящем танке спокойно, — всадил остаток магазина в джип. Машина, на удивление, продолжала катиться как ни в чем ни бывало… еще секунд пять. Потом водитель за мгновение до смерти захотел выйти, открыл дверцу и повалился мешком под колеса. В этот день еще брали радиоцентр. Когда пальба поутихла, и наемники разошлись в поисках толковой добычи, Питер походил по опустевшим коридорам огромного здания, отпуская нервы и наслаждаясь своей мощью. Вдруг в дальнем конце непонятное взвихрение пыли в солнечных лучах насторожило его. Питер влетел в какую-то радиорубку, уже чувствуя, что последует. Окно было распахнуто, но этаж — четвертый, пожарные лестницы и карницы исключались. Питер пригляделся: тень от шкафа в углу имела странную изогнутую конфигурацию. Он быстро перевел взгляд в угол: между полом и низом шкафа имели место быть две босые ступни с крашеными ногтями: со стороны торца за шкафом пряталась баба. Питер криво усмехнулся: хорошо! Он пальнул в потолок, обдав неизвестную фонтаном осколков отбитой штукатурки. Из-за шкафа с испуганным воплем выскочила крупная, высокая женщина с великолепным оливковым загаром, в майке и шортах. Она увидела Питера и встала в позу неуклюжей обороны, выставив руки как для борьбы. Это подало Питеру отличную мысль. Он отложил автомат — ему захотелось именно борьбы, честного боя. Он схватился с женщиной и получил сильный удар кулака в бедро — его спасла реакция. Он обхватил смуглянку, не давая ее рукам добраться куда не следует, она вцепилась ему в лицо, и они покатились по полу, борясь друг с другом. Она была чертовски сильна, и ее сопротивление разожгло Питера до безумия. Он успел содрать шорты, но его противница, ловко вывернувшись, ринулась к автомату. Он дал ей подножку, схватил и сжал так, что она не могла дышать. Тут-то он и ввел. Еще несколько драгоценных дрыганий принеслу ему неизъяснимое удовльствие. Потом она обмякла и застыла — как раз тогда, когда Питер забыл обо всем, и она могла его сбросить… Окончив дело, Питер поднял автомат и поначалу хотел застрелить женщину. Она была преступницей, так как посмела поднять руку на него, на мужчину. Но Питеру с ней было очень хорошо, и в награду он всего-навсего хорошенько пнул ее пару раз под ребра. Питер вышел на улицу, открыл банку немецкого пива и хлебнул, прислонившись задом к высокому колесу броневика. Напротив была стеклянная стена — витрина супермаркета — вся в рекламных рисунках. Богатые скоты не пожалели стекла, краски и лампочек, чтобы заманить внутрь скотов победнее. Питер любил смотреть, как стекло со звоном рассыпатся в крошку. Ему еще в детстве нравилось бить чужие окна. Он поднял автомат и отправил в витрину свинцовый подарочек. Но вместо того, чтобы порадовать его мгновенным шикарным стеклопадом, витрина начала распадаться медленно-медленно, как мяч влетает в ворота в спортивной кинохронике. Ему показалось вдруг, что он видит, как летят его пули… * * * …Он пришел в себя, вышел из кабинки и отдал администратору бирку с надписью: “Петр Петрович Глазов. Оплачен один сеанс.” Легко сказать: один! Три месяца копил. В чехол от фотоаппарата деньги метал, в заначку от супруги, значит. Господи ты боже, до чего ж сладко! Еще три месяца на одном воспоминании жить можно. Три месяца грохота в цеху, три месяца давки в автобусе, три месяца скандалов с женой, что живут они как нищеброды, только кто вот из них в этом виноват?! После таких скандалов Петр Петрович, как правило, запирался на кухне, качался на стуле до полуночи и все смотрел в потолок. Их этаж был последним, потолок давным-давно не белили, он весь облупился и будто прыщами набух. А по самой середине росло и темнело огромное, гадкое коричневое пятно.