КОНСТАНТИН КРЫЛОВ
0. Вместо предисловия.
Ниже приводимые рассуждения не претендуют на глубину, оригинальность, или даже красоту слога.
Их единственная цель – несколько упорядочить и слегка систематизировать представления о предмете.
1. Определение.
«Альтернативой» чему бы то ни было можно назвать нечто, заменяющее это что-то.
Само слово «заменить» указывает на осмысленную деятельность: только к этой сфере данное понятие применимо. В общем случае, «заменить» можно только одно: средства для достижения какой-то (заранее определённой) цели. Сделать «то же самое», но другим способом, или используя другие орудия. Альтернативой войны является, скажем, удачная диверсия. Альтернативой «Титанику» является «Конкорд». Альтернативой «водке с огурцом» является «балычок под коньячок». И так далее. «Альтернатива» - это иное, нежели обычно, средство, используемое для достижения заранее известной цели[1].
2. Ограничения.
В этом смысле «альтернатива» - понятие качественно иное, нежели «вариант». Варианты – это, по большому счёту, разные способы использования одного и того же материала (или одного и того же орудия). Нефть можно сжечь, из неё можно получить «бензины-керосины», или наделать каких-нибудь «пластмасс». Всё это варианты использования нефти, но никак не альтернативы. Точно так же, вариантами кристаллической решётки углерода являются графит и алмаз. Но алмаз – никакая не «альтернатива» графиту: это просто разные вещи. При этом, скажем, скульптор, рассматривающий глыбу мрамора, и прикидывающий, что из неё изваять – Мадонну с младенцем, или сатира с козой – именно что исследует альтернативы. Зато такой очевидный «вариант использования мрамора», как, скажем, смолоть глыбу в мраморную крошку и посыпать ей дорожку, никакой «альтернативой» ни козе, ни младенцу не является: это уже будет «другое применение», а альтернативы есть там, где имеется единство цели, средств, или хотя бы конечной ситуации.
4. Альтернатива ситуации.
Интересные проблемы возникают в тех случаях, когда понятие альтернативы - точнее, выработанный на этом месте довольно сложный комплекс понятий, связанный с «альтернативностью» как таковой – пытаются применить к явлениям и процессам, о которых нельзя сказать, что они полностью целесообразны. Классическим примером может служить история. Будучи глобальной иррациональной суммой локально целесообразных действий («история» – это то, чего никто специально не хотел, но что «само собой склалось» в результате достижения разными людьми разнообразных целей), история, с одной стороны, явно предполагает альтернативы («могло же ведь получиться и по-другому»), а, с другой, само понятие альтернативы здесь начинает «плыть». Например, достаточно очевидно, что иной исход Второй мировой войны создал бы иную реальность, которую можно назвать «альтернативной» по отношению к нашей – в том смысле, что Германия заменяла бы собой «советский» полюс в глобальном противостоянии систем. Но само «глобальное противостояние систем» вряд ли являлось ничьей целью – оно «просто случилось». В таком случае, мы имеем право прилагать слово «альтернатива» не только к цели (которую хотели достичь), но к ситуации (то есть к тому, что получилось на самом деле).
Важно здесь отметить, опять-таки, что сама ситуация должна быть. «Точной альтернативой» ситуации «СССР не победил» мог бы быть, скажем, какой-нибудь германо-британский биполярный мир (с победившей Германией и нераспавшейся Британской империей)[2]. Точно так же, можно придумать немало вариантов альтернативной истории, предполагающих, что Октябрьской революции в России не было. Однако, предположение, что не было неолитической революции, отнюдь не создаёт никакой «альтернативной реальности», во всяком случае – сколько-нибудь интересной: стада обезьянолюдей на месте городов не заменяют города, а просто занимают их место. Отсутствие технического прогресса не является «альтернативой техническому прогрессу». Альтернативой ему могла бы стать какая-нибудь «биоцивилизация», чьи достижения (что бы мы ни понимали под этим словом) были бы в некотором смысле (ох уж этот «некоторый смысл»! – но мы ещё не раз будем вынуждены прибегнуть к этому обороту) не хуже, чем компьютеры и микрочипы.
4. Восприятие альтернативности.
С одной стороны, «альтернативное» часто отмечено печатью неестественности, а следовательно – второсортности. Альтернативой руке является протез. Альтернативой молотку, на очень худой конец, является микроскоп (которым таки иногда забивают гвозди, если сильно припрёт), альтернативе рыбе при её отсутствии – рак. С другой стороны, по тем же самым причинам «альтернатива» имеет вы себе привкус чего-то экстраординарного, нестандартного, и тем самым – интересного. Макароны, конечно, вполне себе альтернатива яичнице, но «намного более альтернативным» решением были бы, скажем, почки по-бургундски, или колбаса с вареньем... Короче говоря, мы очень не любим «альтернативы» на практике: они, как правило, неудобны, как и всё делаемое через жопу. Зато о них приятно послушать и почитать, поскольку они зачастую интересны и забавны. Открывать консервную банку при помощи маникюрных ножниц очень неудобно. Зато хорошо исполненному рассказу о том, как консервную банку открывали маникюрными ножницами, обеспечен успех в обществе[3].
5. Исследование альтернатив.
Здесь мы подобрались к самому интересному. Если для некоторых вещей и явлений альтернативы очевидны и известны («коньячку или водочки?»), то в иных случаях найти таковые весьма затруднительно. Есть ли, например, альтернативы «цивилизации»? «прогрессу»? «человеку»? «обществу»? «государству»? «разуму»? «жизни»? «вселенной»? «материи»? «бытию», наконец?
К сожалению, исследование альтернатив затруднено тем обстоятельством, что они, как правило, не представлены (или плохо представлены) в реальности. В силу чего самый надёжный и добротный путь познания – то есть «взять и посмотреть» - оказывается непригодным, так как смотреть-то как раз и не на что. Иногда, впрочем, искомое удаётся таки найти (обычно – как «редкость» или «экзотику»), или создать искусственно. В любом случае это долго, дорого, а главное – очень небольшое количество альтернатив доступно наблюдению «в натуре»[4].
Зато есть два источника, обильно поставляющие материал для изучения альтернатив. Это, во-первых, человеческая психика, особенно всякие тёмные её уголки, где жмётся и щерится «вытесненное». И, во-вторых, систематически культивируемая рациональная фантазия, напрягаемая специально для того, чтобы заинтересовать и поразить воображение. То есть «то, о чём мы думать боимся» - и «то, чего мы хотим». Особенно же интересно наблюдать те альтернативы, в которых то и другое совпадает.
Рассмотрим же некоторые интересные альтернативы из числа упомянутых выше.
6. Альтернативы человеку как «Homo sapiens sapiens».
Тема существ, «альтернативных человеку», болезненно интересна для людей, как единственного на Земле разумного вида. В настоящий момент идея двух типов «альтернативных человеку существ» породила два основных направлений фантастической литературы - SF и fantasy.
В случае SF альтернатива человеку - это «пришельцы», «жители иных миров», aliens’ы[5]. Их главное свойство – «нечеловечность», но при этом предполагается, что они всё же «в чём-то подобны нам». Интересно, что подобня дефиниция «инопланетянина» хорошо укладывается в определение Ортегой-и-Гассетом «сути современного искусства»: «нарисовать гору так, чтобы она была максимально непохожа на гору – но чтобы было ясно, что это всё же гора». «Чужой» должен быть «чужд» - но при этом быть «разумным существом», sapiens’ом. Причём, как правило, именно свойство «разумности» максимально подчёркивается. «Интересные» aliens’ы страшны и мудры (хотя бы потому, что обладают превосходящей земную техникой)[6].
Случай fantasy несколько сложнее: эльфы, гномы, и так далее – это жители нашего мира, но более приспособленные к нему, нежели мы, то есть лучшие земляне, чем люди. Это истинные, законные жители «царств природы», избавленные от человеческой неловкости, недоделанности, биологической неполноценности человека. Это «настоящие Homo», «прекраснейшие и совершеннейшие существа»[7]. Разумеется, назвать их «животными» нельзя – хотя бы потому, что человек острее всего переживает как «низкое и животное в себе» как раз изъяны в своей животности, «органические несовершенства», а у «сказочных существ» их нет, или они нивелированы. Однако, им свойственен не столько человеческий разум, сколько очень совершенная интуиция[8].
Это двойное кривое зеркало хорошо отображает основную антропологическую проблему человека: он плохое (недоделанное) животное, но и плохое (и тоже недоделанное, хотя и в ином смысле) разумное существо.
7. Альтернативы истории как «иррациональной сумме рациональных поступков».
Основной альтернативой истории является Глобальный Заговор и Исторический Закон.
Мы имеем право говорить о Заговоре и Законе именно как об альтернативе «историческому процессу» как таковому, а не как о «варианте истории». В сущностное определение «исторического» всегда входит некая неснимаемая иррациональность, непредсказуемость итога. Если же история есть спектакль, разыгрываемый (или планируемый) неким тайным[9] сообществом, то это и не история вовсе, а нечто иное. То же самое можно сказать об истории, управляемой «вечными и неизменными историческими законами».
Здесь мы имеем дело с двумя формами отрицания случайности. Если существует Заговор, то случайность – это обман, иллюзия, сознательно поддерживаемая в умах несчастных простецов с целью скрыть существование Заговора[10]. Реальностью же является План – не «божественный», конечно (в идее Заговора есть, скорее, нечто «дьявольское»), а «написанный людьми». «Существует План», «существует Текст» - вот основная интуиция Заговора.
Единственное, что может помешать Заговору – это его раскрытие. Разумеется, серьёзный Заговор от этого «в конечном итоге» тоже не пострадает (ибо и такая возможность предусмотрена), но всё же раскрытие заговора может несколько затормозить его реализацию и конечное торжество. В таком случае, Заговору более всего опасны догадки о его существовании и специфике. Исследования Заговора всегда оппозиционны Заговору. Немного пережимая, мы можем сказать, что Заговор – это Текст, условием истинности которого является невозможность его прочтения теми, о ком он говорит[11]. Напротив, Исторический Закон – не текст, а «сама вещь», тот денотат, о котором только и возможно истинное высказывание.
Познанный Исторический Закон не отменяется фактом своего познания – напротив, он им окончательно утверждается. Как недвусмысленно утверждали, например, марксисты, законы истории нельзя обойти: в конечном итоге они всё равно сработают. Всё, что можно сделать – это избежать ненужных исторических колебаний, лишних жертв на заранее заданном пути[12]. Более того – есть подозрение, что непознанные законы действуют только «в конечном итоге» - познанные, они будут действовать сразу. Закон Истории – это Текст, условием истинности которого является невозможность его прочтение (и согласие с ним) тех, о ком он говорит. Так что изучение Законов Истории полезно самим Законам Истории[13].
8. Альтернативы обществу как «форме существования человеческого множества».
Отвлекаясь от интересной темы «альтернатив государству», попробуем задуматься, существуют ли альтернативы «социуму» как таковому. Их, как правило, усматривают две: радикальную десоциализацию, становление каждого отдельного человека «индивидуумом» par excellence – или радикальную социализацию, превращение людей в «человеческий муравейник» (а то и «единый мозг»).
Разница тут такова. Между «полностью свободными индивидами» (скажем, находящимися в разных мирах, реальных или виртуальных) может существовать связь, «обмен информацией», даже какие-то симпатии или антипатии, но полностью исключено взаимное насилие и зависимость друг от друга. Зато между «клетками единого мозга» или «детальками одного механизма» ничего подобного быть не может: фактически, они общаются не друг с другом, а с «великой машиной» (или «великим мозгом»), а всякое «взаимное общение» сводится к обмену управляющими и подтверждающими сигналами. Взаимное насилие и взаимная зависимость здесь, напротив, максимизированы – не потому, что они очень сильны, а потому что «актами насилия и утверждением зависимости» в этой ситуации является абсолютно всё, включая передачу любой информации.
Истолковать это можно так. В обществе всегда есть «горизонтальные» связи (скажем, «взаимный интерес») и вертикальные (линии «доминирования и подчинения»). Однако, можно представить себе ситуации, когда даже вертикальные связи будут фактически работать как горизонтальные («конец общественному»), или, наоборот, горизонтальные как вертикальные («единый разум»). Второе почему-то удаётся описать выразительнее и интереснее - но и отвратительнее.
9. Post scriptum. Конец альтернативности
Мир, в котором нет альтернатив, можно себе представить. Либо это мир, где каждая цель достигается только одним способом, а каждая ситуация – единственным образом. Либо – мир, в котором ни одна цель не достижима вообще, а все ситуации складываются случайно, и, в общем, равноценны. Это - банальные миры Порядка и Хаоса, хорошо знакомые опять же по складывающейся вокруг фэнтези мифологии.
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Если есть функция C= f{x0}, где C – цель, а x0 – стандартное средство достижения этой цели, то «альтернативы» - это множество Х={x1...xn} такое, что для любого xiверно, что C= f{xi}.
[2] Кстати сказать: общим дефектом практически всей литературы на тему «немецкой победы» является нечёткое соблюдение самого принципа альтернативности: смутно ощущая, что результатом Второй Мировой должен быть именно «биполярный мир», а не, скажем, «глобализация по-германски», авторы обычно не обращают внимание на «вторую сторону биполя», либо оставляя её прежней (Америка), либо отписываясь какой-нибудь невнятицей. Между тем, довольно очевидно, что основным кандидатом на «противостояние победившему Райху» является именно Британская Империя, скорее всего – без Англии (в случае успеха операции «Морской Лев», или ей подобной). В таком случае мы получили бы красивую альтернативную историю, в которой вместо «западного блока» активным субъектом истории стал бы антинемецки настроенный Третий Мир, центром которого является Британский Союз, состоящий из демократической Индии, части Китая, Нигерии, Южной Африки и Австралии, возглавляемый потомками англичан («сахибами») и имеющий главной целью освобождение «матери-Британии» от нацистского гнёта... Забавно, что финал существования подобного мира почти в точности подобен тому, что мы имеем: огромное количество индусов и китайцев в Европе, но прибывших туда на танках в качестве «воинов-освободителей». Интересно и то, что подобная историческая линия виделась возможной ещё в конце XIX – начале XX веков (ср., в частности, некоторые несбывшиеся пророчества Андрея Белого).
[3] Существуют, впрочем, ситуации, специально создаваемые для того, чтобы стать «генераторами интересных альтернатив», которые впоследствии было бы интересно обсуждать. Например, классическая советская пьянка имела одной из важных целей пополнение запаса легенд о «пьяных выходках» - которые, как правило, обсуждались и рассказывались на других пьянках. Некоторые из этих событий становятся «значимой общей историей», иногда легендарной (всякий может вспомнить байки типа «как Димон блеванул под ковёр и забыл», или «как Наташа в шкафу разделась и там заснула»). Зачастую основным предметом «пьяного разговора» (особенно среди друзей) являются события, случившиеся на предыдущей пьянке, и так далее. Это делало пьянку «процессом самоподдерживающегося порождения и потребления альтернатив». В настоящее время, в связи с общим увеселением жизни (купленным, как водится, ценой её радикального ухудшения), эта специальная сторона «пьяного дела» резко пошла на убыль: появилась возможность побазарить про политику, сериалы, и т.п., к тому же «сама жизнь» подкидывает достаточно сюжетов (убийство друга, эмиграция бывшей жены, аборт дочки-школьницы, да мало ли ещё чего).
[4] В связи с этим вполне осмысленным социальным проектом является, скажем, идея мира, реализующего на практике максимально возможное число альтернатив: скажем, Цветущая Сложность по Леонтьеву, с «фесками, халатами, и костюмами» вперемешку. К сожалению, Леонтьев не предвидел появления телевизора, предлагающего «альтернативные миры» в любом количестве, да ещё и с доставкой на дом.
[5] В крайнем случае – обитатели ненаселённых людьми частей нашего мира: встречается (хотя и редко) фантастика, задействующая разумных жителей дна океана или ещё каких-нибудь биологических неудобий.
[6] Разумеется, я в курсе, что в SF полно описаний «диких и глупых» жителей иных миров, равно как и полного подобия «чужих» людям. Это, однако, лишь показывает, что мы имеем дело с «нечистым» жанром – например, с неким подобием «рассказа-анекдота», или просто-напросто со слегка замаскированной «социальной фантастикой» типа Стругацких.
[7] Впрочем, иной раз «вписанность в Природу» может выглядеть и комично. Какие-нибудь гномы – не красавцы. Зато их «срощённость с землёй» несомненна.
[8] Особенно хорошо это показано у Толкиена: эльфы мудры и чутки, но не слишком умны.
[9] Хотя бы потому, что явных планировщиков истории не видно. Впрочем, связи планирования с тайной куда более глубоки и сущностны. Вкратце: это имеет отношение к «парадоксу наблюдателя». Наблюдатель своим взглядом меняет (до-определяет) наблюдаемое. Однако и обратное имеет место: материя, наблюдающая за обрабатывающей её силой, влияет на эту силу (и, значит, на свою обработку). Это, кстати, имеет отношение и к теологии: Бог не показывается (даже верующим – и особенно верующим) ещё и потому, что не хочет стать уязвимым для своего творения. Бог же «показавшийся» становится доступен для магических манипуляций.
[10] Этой целью Заговор может, кстати, и исчерпываться. Заговор, состоящий в сокрытии факта собственного существования – вполне полноценный Заговор.
[11] Впрочем, то же самое можно сказать о любом «измышленном» тексте.
[12] В этом смысле альтернативой заговорщику является, скажем, революционер-«прогрессор», «гость из будущего», или представитель «более развитой цивилизации».
Когда Д. Галковский сравнивал большевиков с «уэллсовскими марсианами», он, кажется, не понимал, насколько он был прав: есть все основания полагать, что большевики (по крайней мере, «посвящённые») так себя и понимали.
Красная звезда в советском гербе – это, судя по всему, символ планеты Марс (нарисованный как иллюстрация к культовому в этой среде роману Богданова «Красная Звезда»).
[13] Кстати: в отличие от случая с «эльфами и марсианами», у нас нет оснований считать, что Заговора не существует, или что не существуют Исторические Законы.
Более того, нет оснований думать, что они не сосуществуют одновременно – скажем, в двух отдельно взятых странах. Опять же, легко вообразить себе биполярный мир, одна часть которого управляется Тайным Масонским Орденом, а вторая отдала себя под защиту Исторических Закономерностей.
Вполне возможно, что так оно и было.