Элиезер Воронель-Дацевич
Русь слишком таинственна. С этим никто не спорит. Наоборот, все лишь норовят умножить доказательства этого положения. Поддадимся и мы общему настроению, дабы поведать о судьбе горбачевского крокодила, зверя, о котором мало кто знает. Итак... Эта история началась где-то на рубеже 1985 и 1986 гг., а может и чуть- чуть позже. По СССР катилась бешеным катком перестройка. Газеты писали про человеческий фактор, ускорение и гласность. Рабочие задумчиво чесали в затылках, по полдня мучились в винных очередях. Интеллигенты, озираясь по сторонам, читали “Огонек” и мечтали о мученической смерти. Коммунист с человеческим лицом Горбачев разъезжал по европам, показывая всем свое человеческое лицо. Документы умалчивают, где все это произошло. Но некоторые тайные, только нам известные свидетели рассказывают вот что. Горбачев и Рейган встретились в Рейкьявике, поели русской икры, подписали пару заранее подготовленных документов, и, прислонясь к старому камину, вели теперь непринужденную беседу, зная, что долг их перед историей исполнен. Горбачев говорил по-русски, а Рейган - по-американски, а между ними стоял несчастный переводчик, который каждый раз с ужасом ожидал очередной генсековской фразы, поскольку ни одна из них нормальному грамматическому анализу не поддавалась. На сей раз Горбачев выдал вот что: - Вот теперь мы уже пришли с вами к общему мнению, а значит мировая общественность должна понять и осознать, что Советский Союз не стремится к войне и обострению, поскольку это не лежит в характере его внешней политики, а стремится к миру и улучшению отношений со всеми мировыми державами, потому что такова его роль в истории, и мы всегда защищали мир, и пора перестать нас воспринимать как чучело, хищников и крокодилов каких-нибудь! Рейган, который верил в свою врожденную интуицию, каждый раз убеждал себя, что он и без всякого переводчика понимает Горбачева, и уже поверил в это. В данном случае из всего набора слов он расслышал лишь слово “крокодил”, но ему уже все было ясно. Он с дежурной улыбкой сказал: - Йес, ай дид андестенд. Крокодайл из вери биг энимал. Оррори энимал. Эз юа Раша. Бат зэ крокодайл кэн би вери юзфул фо ас. Переводчик перевел: - Да, образ СССР на мировой арене был в свое время сильно испорчен. Но не все еще потеряно. Михал Сергеич, господин президент шутит и говорит, что и крокодил может быть очень полезен. Горбачев мучительно подумал о чем-то своем и сказал: - Да, кстати, крокодил ведь очень полезное животное. Многим женщинам нравятся сумочки из крокодиловой кожи. А у нас, знаете, крокодиловая кожа страшный дефицит. Не живут в СССР крокодилы. Не живут... И грустно вздохнул. Рейган, вновь шестым чувством поняв, о чем идет речь, сделал пометку в маленьком блокноте. Исторические персоны временно расстались, но начались воистину исторические события. Вечером того же дня американская миссия в Исландии передала в Вашингтон шифротелеграмму примерно следующего содержания: “Совершенно секретно тчк администрация президента тчк до 9 а.м. завтрашнего дня доставить специальным рейсом в Рейкьявик молодого здорового крокодила тчк цель тире представительский подарок тчк о выполнении доложить президенту тчк”. Несчастный чиновник из администрации президента как раз собирался идти домой, как тут ему на голову свалилась крокодильская телеграмма. Нужно ли говорить, что ночь была потеряна. Специальный вертолет доставил его и эксперта-зоолога в крокодилопитомник Майами, где после нескольких часов мучений был отобран и отловлен молодой крокодил. Все это заслуживает отдельной книги, но речь тут о другом. Упирающегося, злого, голодного крокодила посадили в самолет и отправили в Рейкьявик. Утром радостный президент Рейган, которому уже обо всем доложили, распорядился завернуть клетку с крокодилом в декоративную упаковочную бумагу одной крупной фирмы, интересы которой он при случае лоббировал, и поехал в аэропорт прощаться с советским генсеком. А там, почти у самого трапа всучил советской делегации эту огромную упаковку (откуда раздавались подозрительные стоны и сильно воняло) с такими словами: - Уважаемый господин Горбачев! Преподношу Вам этот многозначительный подарок - специально отобранного в питомнике молодого крокодила - в надежде на то, что теперь, с падением железного занавеса, Советская Россия станет страной, где крокодилы акклиматизируются, размножатся, принесут огромное потомство, и вы станете крупнейшим в мире экспортером крокодиловой кожи. Почему бы нет? Все попытки советской делегации хоть как-нибудь отделаться от крокодила ни к чему не привели. Дорога на Родину была испорчена. Крокодил вонял и стонал беспрерывно. Члены ЦК КПСС, намеревавшиеся отдохнуть в самолете, не смогли даже выпить коньяку. Особо чувствительных тошнило. Чем ближе была Москва, тем сильнее становились проклятия в адрес президента Рейгана, мирового империализма и его смердящего подарка. В Москве на стол Горбачеву легла информация о том, что из гнусного крокодила в Америке сделали культ. Практически все центральные газеты сообщили о грандиозном и остроумном подарке президента генсеку. Замалчивать эту тему было теперь практически невозможно. Через два часа Горбачеву позвонил главный редактор “Огонька” и сообщил, что им поставлена в номер статья прораба перестройки Герасима Швыркина под названием “Приживется ли крокодил?”. Генсек пришел в ярость, но виду не подал. Хрен с ними, пусть печатают, подумал он. Крокодила поместили в особый бассейн с подогревом и стали ждать решения ЦК. Председатель КГБ на другой день сообщил, что крокодильская тема обсуждается в винных очередях, так как на эту тему уже высказался “Голос Америки”. Ситуация ухудшалась. Состоялось закрытое заседание Политбюро ЦК КПСС. Консерваторы требовали торжественно сдать крокодила в зоопарк и потом забыть про него навсегда. После двух часов оживленных разбирательств победило крайнее крыло “перестройщиков”, которые решили воплотить в жизнь смелый эксперимент по акклиматизации крокодилов в России. Они заявили, что лучше лишний раз вызвать интерес и энтузиазм масс. Таким образом, появилось секретное решение Политбюро об акклиматизации крокодила (текст его был срочно уничтожен в августе 1991 г.). Прессе сообщили, что в научных целях пресмыкающееся будет отправлено в специальный научный центр в Астраханской области. Журналист “Огонька” Г. Швыркин в наказание за рьяный демократизм был специальным решением Политбюро “закреплен за темой освещения хода работ по акклиматизации крокодила” и направлен в Астрахань. Утром следующего дня крокодила засунули в специально оборудованный рефрижератор и отправили в Астрахань. Вслед за ним понуро отправился журналист Швыркин, успевший со зла дать интервью Би-би-си, в котором заявил, что крокодил есть символ советских реформ, и от того, приживется он в местных условиях или нет, зависит успех перестройки. Газета “Правда” опубликовала большую статью о пользе научных экспериментов в области зоологии. В поддержку Швыркина выступили московские профессора из неформального объединения “Заветы Ильича”, которые заявили, что ссылка этого рупора гласности - наказание за его активную деятельность по восстановлению ленинских принципов во внутренней политике, а консерваторы в ЦК в очередной раз победили, отправив крокодила на верную смерть в мрачной русской провинции. На собрании профессоров звенели сабли, а один бородатый резиновый дедушка постоянно кричал, что “сталинисты не остановятся даже перед убийством столь редкого животного”. Но дело было сделано. Крокодил и Швыркин приехали в Астрахань. Зверя запихнули в крокодилопитомник, созданный ради этого случая. Раньше это была орнитологическая станция, но в связи с решением Политбюро пришлось ее переоборудовать. Надо сказать, что власти на местах всегда любили роскошь. Крокодил попал в такие условия, в каких даже в наше время живет не всякий миллионер. У него был бассейн, огромное помещение, где он скучно перемещался, повесив хвост, и куча еды. Швыркин развил бурную деятельность. Новоселье крокодила показали в “Прожекторе перестройки”. В “Огонек” еженедельно летели депеши с сообщениями о крокодильской жизни. Так прошло месяца полтора, и Герасим уже свыкся с провинциальной жизнью, даже создал клуб юных борцов со сталинизмом. Шум вокруг крокодила начал утихать. Юные борцы со сталинизмом назвали животное Кобой и оскорбляли при каждом удобном случае. Как вдруг события приняли самый что ни на есть предсказуемый оборот. Короче, из Москвы Швыркину пришла депеша, где сообщалось, что статьи о крокодиле вызвали нехороший резонанс. Крокодильская жизнь массам показалась слишком роскошной. В депеше цитировались письма, в которых сибирские бухгалтерши и прочие простые люди возмущались царскими условиями, в которых живет наглое американское пресмыкающееся. Неоднократно предлагалось выкинуть крокодила на помойку или сдать на живодерню, а в крокодилопитомник вселить аул крымских татар, всех потомков Николая Бухарина, какого-нибудь оставшегося в живых героя 18-й партконференции, нескольких хиппи и металлистов или, на худой конец. семью того, кто написал письмо. Конец дискуссии положил один московский профессор, который заявил, что крокодил подарен с целью акклиматизации, поэтому его надо немедленно выпустить в живую природу и снабдить крокодилихой, чтоб размножался и не скучал. Политбюро ЦК признало письмо профессора политически полезным. На Кубе была немедленно закуплена крокодилиха, которую с превеликим трудом доставили в волжские плавни и торжественно, при огромном стеченьи народа выпустили. Вслед за нею в воду под визг радостный юных антисталинцев полетел и рейкьявикский крокодил. Оба животных медленно, пошевеливая хвостами, поплыли по реке и скоро исчезли в тростниках. Толпа разошлась. В течение ближайшего года любительское рыболовство на Каспии и вокруг Астрахани было сведено к нулю. Крокодилов побаивались, впрочем, все это время о них не было ни слуху, ни духу. Население в очередях еще некоторое время вдоволь поиздевалось над несчастными животными, но поскольку никаких последствий эксперимент не давал, все начало затихать. Швыркин, превратившийся в главного прораба перестройки на юге России, еще некоторое время попытался искать следы крокодила, но кроме жалобы одного колхозника, у которого летом неизвестные звери сожрали корову, так ничего и не откопал. Посему Герасим плюнул на акклиматизацию водоплавающих звероящеров и продолжил борьбу с бюрократией, не признающей ленинских принципов. Однако не прошло и полугода, как неизвестный доброжелатель прислал ему по почте книгу некоего Китикова под названием “Фауна и флора в летописях Древней Руси”. В книге аккуратно, красным карандашом, были отчерчены все места, где упоминались крокодилы. С удивлением узнал Швыркин, что в 10-11 веке крокодилы на Руси жили едва ли не всюду. Они постоянно приходили в селения и жрали кого попало, крестьяне вырезали их фигурки из дерева, а в Новгороде волхвы даже приносили жертвы огромному крокодилу, который жил в озере Ильмень и почему-то назывался "коркодил" и даже "коркодел". Все это попахивало откровенным антисоветизмом. Получалось, что Рейган подсунул Горбачеву нечто монархически-консервативное. Разведение в России крокодилов оказалось возвратом к временам мрачного феодализма. Швыркин не исключал, что вся эта история с крокодилом была провокацией ЦРУ, тем более, что книга Китикова была издана еще задолго до перестройки, и американские шпионы ее явно читали. Однако к тому моменту журналист уже отбросил ленинские идеи и ждал социал-демократической революции по шведскому образцу. Сочинение товарища Китикова его даже воодушевило. “О, как это символично! - думал он: - В истерзанной партократией Руси вдруг появляется символ древней народной свободы - крокодил. О! Новгородцы не зря поклонялись крокодилу! Ведь Новгород - это вече, демократия. Получается, что русская история учит нас: в этой стране нет демократии без крокодила. Вече и крокодил - вот что нужно России!” Однако о крокодиле и его кубинской супруге вот уже два года никто ничего не слышал. “Сдохли, - думал Швыркин: - Понятное дело, сдохли. В этой стране ничто хорошее не приживается. Не будет здесь ни веча, ни крокодилов”. Сам Швыркин вечерами тайно вспоминал, что он на целую одну шестнадцатую еврей, и что на свете есть прекрасная страна Израиль, где в армии служат красивые девушки в обтягивающих брюках на пышных задах, и где его ждут с распростертыми объятьями. Ему еще не представился случай сильно обидеться на СССР и уехать за бугор; по правде говоря, пока что Герасим на жизнь не жаловался. Он стал провинциальным колоколом перестройки, всегда бежал впереди паровоза и чуял, куда дует ветер. Теперь ветер в высших кругах дул прямо-таки в самую дальнюю даль. Напечатали Солженицына, умер Сахаров, убрали из конституции шестую статью. Дело шло к свержению коммунизма или к коммунистической реакции. Надо было поставить на что-то одно. Швыркин поставил на первое и нащупывал пути к побегу, поскольку в свержение коммунизма не верил. Теперь эта проблема встала перед ним со всею ясностью, и он даже вскоре попытался открыть в провинции корпункт “Свободы”, но с информацией тут было совсем туго. Однако ж пришел и 1991-й год. Коммуна начала процесс реакции. Правые, гады, задушили свободную Литву. И в самый разгар подготовки референдума о пользе СССР (с какой сосны на головы населения свалился этот референдум, никто понять не мог) Герасима вдруг вызвал к себе секретарь обкома. В священном ужасе Швыркин явился пред очи закаленного партийными битвами кубанского казака. Тот заставил его выпить стакан перцовки и сразу перешел к делу. - Ты, Герасим, помнишь про крокодила, которого тут три года назад пытались акклиматизировать? - Помню, товарищ Покусышев! - А где он? Ты за ним следишь? На контроле держишь? - Не. Думаю, что он подох уже давно.... Секретарь обкома покатился со смеху. Потом достал из папки, лежавшей на столе, какую-то бумагу и сунул Швыркину. - Читай. И вот что прочитал Герасим. “Уважаемый товарищ секретарь областного комитета партии, К Вам обращается группа руководящих работников рыбосовхоза “Красный рассвет им. репрессированного маршала М.Н.Тухачевского” с важным сообщением, связанным с состоянием нашей областной экономики. Дело в том, товарищ секретарь, что в последнее время в жизнь нашего рыбосовхоза вкрадываются не зависящие от нас факторы колоссального масштаба. Мы, конечно, не имеем в виду то, что диктует нам Москва, потому как товарищам из ЦК виднее, когда и как что нужно делать. Они у нас там по всем вопросам специалисты. Однако то, что навязал нам в свое время центр, сейчас сильно бьет по успехам речного рыболовства. Наблюдавшееся в течение прошлого года резкое падение уловов связано с тем, что в 1988 г. неподалеку от территории рыбосовхоза был акклиматизирован американский крокодил по кличке Коба вместе с его самкой. Первое время мы не замечали вредных последствий такой акклиматизации. Однако уже в следующем году резко уменьшилось количество рыбы в реке, упало поголовье уток, гусей, кур и мелкого рогатого скота. Резко участились случаи пропажи овец и коз. Проведенные нами изыскания показали, что это связано с увеличением количества крокодилов в Волге. Сегодня в нашем регионе живет не менее 40 голов крокодилов, которые периодически совершают нападения на фермы, уничтожают рыбу, а в конце прошлого года совместно разорили мясосклад. Новое поколение крокодилов прекрасно переносит зиму и даже в январе слоняется по окрестным степям, уходя зачастую за 20-30 километров от мест постоянного проживания. Сильный удар нанесен по коневодству. В конце января с.г. крокодилами был съеден заводской племенной жеребец по кличке Клизмец, а также и другие кони и лошади (список прилагается). В поселке Шуршиновский была открыта кооперативная колбасная фабрика, запах от которой немедленно привлек крокодилов, в результате чего она была полностью приведена в негодность, уничтожено сырье, под шумок разграблено дорогостоящее оборудование, а директор фабрики пропал без вести. Наши попытки уничтожить обнаглевших крокодилов наталкиваются на сопротивление районных властей, которые утверждают, что это государственное имущество, и его портить нельзя. Таким образом, товарищ секретарь, мы начинаем подозревать, что все это есть широкомасштабная диверсия, затеянная Горбачом и его перестройщиками, и направлена она на подрыв нашего народного хозяйства. Мы просим Вас добиться правды и высказать свое недвусмысленное мнение этим предателям в Москве. С крокодилами и перестройкой надо кончать раз и навсегда. Подписи (17 штук)”. В душе Швыркина расцвели розы. Крокодилы акклиматизировались! Вот он, верный знак конца коммунистических времен! Это они, зубастые ящеры, пробьют брешь в плановом хозяйстве и покажут всем его несостоятельность! О, счастье! Но вспомнив, где он, Швыркин спросил: - И что мне надо с этим делать? - А ничего, - ответил секретарь: - Просто я раз в месяц буду вам поставлять такие письма, а вы будете писать на эту тему статьи в областной газете. И как-нибудь поцветистее, пожалуйста. У нас народ это любит. Озадаченный Швыркин вернулся домой. Он, согласившись, однако, решил бороться. Раз в месяц курьер доставлял ему письмо о безобразиях, учиненных крокодилами, и Герасим сочинял статью, в конце которой делался вывод о неизбежности краха социализма, неспособного справиться с такой мелкой ерундой, о командной системе, плодящей острозубых монстров. Он выдумывал названия: “Зубастая бездна командной системы”, “Крокодилы с партбилетами”, “Пожиратели душ”, “Схватка пресмыкающихся”.... Как ни странно, самые явные антисоветские пассажи проходили, и Герасиму иногда казалось - может, в обкоме сидят его союзники? Но он гнал от себя эту мысль и ждал вызова в Израиль. В одну страшную августовскую ночь он собрал чемоданы и, дождавшись победы московских демократов над ГКЧП, немедленно вылетел в Тель-Авив. На этом заканчивается первая часть нашей истории. Газета продолжала писать о крокодилах. Слухи об ужасных монстрах дошли до центральной прессы, и в конце концов в Астрахань съехались на закрытую конференцию руководители областных центров Поволжья. О чем шла речь на этом форуме, никто никогда узнать не сможет, ибо его участникам строго-настрого было запрещено вести какие-либо записи. Однако он, вероятно, сыграл какую-то страшную роль в истории. С момента его закрытия ужасные вести о крокодилах-монстрах стали приходить из Волгограда и Саратова, Куйбышева и Казани, Чебоксар и Твери. Крокодилы явно поднимались по течению. Повсюду они учиняли страшное опустошение. Дошло до того, что в Новгороде из Волхова средь бела дня вышло стадо крокодилов, разгромило несколько продовольственных складов, утопило в реке бензовоз и разрушило мост. Ученые сделали вывод, что крокодилы полностью акклиматизировались. Страшные звери совершали длинные сухопутные походы. Так, в районе города Юрьев-Польский крокодилы атаковали строительную площадку рабочего поселка и разгромили там все, что могли. На заборе один из смертельно раненых строителей успел изобразить сообщение: “Крокодил нас сожрал”. Что особенно ужасно, крокодильский кризис имел далеко идущие политические последствия. В Беловежской Пуще Ельцин, Шушкевич и Кравчук долго пили зубровку, и все могло бы кончиться миром, как вдруг Кравчук заорал: “Борис Николаевич! Не пора ли заканчивать с крокодилами!? Или вы прекращаете этот бардак, или мы отделяемся!”. Идея всем, кроме Ельцина, очень понравилась. Было решено, что Украина и Белоруссия объявляют независимость от России до тех пор, пока с крокодилами не разберутся. Мрачный Ельцин приехал в Москву и немедленно отдал приказ о направлении карательной экспедиции против крокодилов. Отряд, состоявший из бывших омоновцев, был довольно быстро сколочен и отправлен в Среднее Поволжье. Вся зима и весна 1992 г. прошли у карателей в безуспешном поиске крокодилов. Командир отряда писал обстоятельные донесения в центр о том, что повсюду обнаружены следы массированных разрушений, но сами их виновники где-то скрываются. В отряд был командирован крупный специалист по крокодилам из Академии Наук. Это не помогло, следы не обнаруживались. Вдобавок в мае карателям перестали платить жалованье. Лето они кое-как пересидели в военном лагере, а осенью как раз и случилось нечто страшное, и именно в тот момент, когда отряд уже был деморализован и беспробудно пьян вторую неделю. В начале сентября невесть откуда взявшиеся крокодилы атаковали эшелон с гуманитарной помощью, проезжавший как раз мимо лагеря. Наспех вооруженные каратели постарались дать отпор, но безуспешно. В результате исчезла и гуманитарная помощь, и бойцы отряда. На месте происшествия был найден только профессор-крокодиловед, который плакал от ужаса и требовал, чтобы его отправили в Швейцарию, лечиться. Первая карательная экспедиция закончилась бесславно и даже совсем ничем. Вскоре, однако, выяснилось, что командир отряда жив, но от страха или прострации каким-то образом попал в Вену, начисто забыл свое прошлое, где-то нашел новый австрийский паспорт и открыл автосервис. Центральное правительство сформировало вторую экспедицию, судьба коей была уж совсем бесславной. Почти весь 1993 г. она носилась по стране, но так и не встретила никаких крокодилов. В сентябре ее отозвали в Москву, а к концу того же года какие-либо вести о крокодильских выходках пресеклись. Проведенная в том же году дорогостоящая спутниковая разведка никаких крокодилов не обнаружила. Судя по всему, зверей поразила какая-то болезнь, и они тихо вымерли, как марсиане у Уэллса. Страна стала тихо забывать про крокодильские ужасы. Но это еще не все. Мы не были бы самими собой, если бы не рассказали читателю один маленький частный эпизод. В прошлом году Россию посетил израильский раввин Генрих Штайнбах, когда-то бывший журналистом “Огонька”, а теперь принявший реформатский иудаизм и сделавший на этой ниве большие успехи. Он путешествовал на автомобиле по русской провинции, которую любил и ценил, и там с ним случилось вот такое происшествие. Штайнбах приехал в астраханские плавни половить рыбки, подумать о сущем, вспомнить годы, проведенные за пишущей машинкой, между топором и плахой перестройки. Он выпил хорошей водки, закусил некошерной черной икрой и лег на травку. Минут через пятнадцать наш герой услышал, что не одинок на этом свете. До боли знакомый голос раздавался из-за маленького пригорка. Он подполз, не выдавая себя, к вершине пригорка и посмотрел вниз. Там, на прибрежном песке стоял красный “Ауди”, а около него сидели три .... буржуя не буржуя, чиновника не чиновника, но, в общем, довольно успешно ведущих свои дела человека. Не то слуга, не то денщик жарил на костре кабанчика. Горкой стояли охотничьи ружья. Штайнбах присмотрелся и узнал бывшего секретаря обкома Покусышева, а с ним - двух средней руки московских начальников, когда-то близких к прессе. То, что он услышал, поразило его в самое сердце. - А с этой перестройкой, б..., одни проблемы были. Но и смеху-то, смеху! Тут у нас крокодилов акклиматизировали. Сам, на х..., Горбач это дело на контроле держал. Эксперт из Москвы за ними следил, за крокодилами, и мне докладывал. Как-то говорит: крокодилиха яйца снесла. Ну, я обрадовался, доложил в Москву. А тут приехал ко мне один х... из аппарата ЦК, и пошли мы с ним на охоту. Постреляли рябчиков, поели, спать легли. Вдруг ночью слышим - лезет в палатку кто-то большой и хрипит. Я думал, медведь. Хвать ружье, наружу выскочил и давай во все стороны палить. Мой напарник тоже за ружьишко. Мочим во все, что движется, а ОНО рычит, палатку на себя свалило. Тут из кустов вылезает еще одно, мы в него залпом пли, а оно брык - и ноги откинуло. И сразу начало светать. Мы глаза продрали, смотрим по сторонам - батюшки светы, лежат оба горбачевские крокодила, все дырявые, как решето. Я сначала сильно струхнул, думал, отправят в колхоз счетоводом. Ну тут этот хрен говорит: подумаешь, просто будем считать, что они не акклиматизировались и сдохли. Тут мы этих гадов закопали, травкой сверху засыпали, чтоб никто не нашел. И все. А я потом все в Москву писал - никаких сведений нет, вероятно, издохли. А под конец перестройки, помните, организовал эту историю с рыбосовхозом. Помните? Ха-ха, крокодилы все сожрали! Штайнбах лежал в кустах и трясся от нервного смеха. Два противоречивых чувства раздирали его. С одной стороны, ему было просто смешно. Да, думал раввин, все-таки русскому палец в рот не клади. Какая хитрая нация! С другой стороны, ему было противно, что его так элементарно обвели вокруг пальца. - А я ли это был? – вдруг подумал Штайнбах: - Нет, это был какой-то там Геря Швыркин, член КПСС, комсомольский вожак, соловей перестройки, юный ленинец, позор народа моего! Тьфу! Какая все- таки гнусь! Хорошо еще, что так кончилось... Он вновь вспомнил семь лет борьбы за новую жизнь в теплой стране Израиль, про то, как он стал известным раввином, как его стали печатать в газетах и приглашать в Нью-Йорк на проповеди, и подумал: да, это-то и была настоящая жизнь. Это и есть моя гордость. Все мое отличие от гоя Покусышева состояло в том, что он уже тогда знал, чего хочет, и делал это, а я все рассчитывал помереть за демократию в сибирских лагерях. Ну и дурак же я был! Ну и дурак!... Радовало Штайнбаха хотя бы то, что он теперь считал себя умным. И вдруг странная мысль пришла ему в голову: “А ведь крокодилиха-то яйца снесла. Может, из них кто-нибудь тогда вывелся?” Штайнбах огляделся по сторонам. У реки лежало пупырчатое зеленое бревно, очень похожее на крокодила. По самой середине Волги куда-то на север двигалось точно такое же бревно. В кустах кто-то ворчал и подозрительно возился. - Наваждение, - подумал Штайнбах. Но на всякий случай встал и, осторожно пятясь, тихо влез в машину. А потом так надавил на газ, что опасная точка астраханских плавней через минуту навсегда скрылась из виду. Однако же наваждение не проходило и после. Через дорогу перебегали огромные зеленые ящеры. Зубастые рожи злобно торчали из пустоты кустов. И Штайнбах неожиданно понял, что самая великая тайна России открылась перед ним. Вечером он записал в дневнике: “Я понял, в чем суть дела, и это отнюдь не бред шизофреника. Крокодилы всегда жили на Руси и никогда не вымирали. Они лишь уходили в подземные пещеры, и выходят оттуда в самые важные моменты русской истории. О, подземная Русь, каких еще чудовищ таишь ты в своих недрах? Какие хтонические существа прогрызают почву под ногами твоих насельников? Что за удивительные кроты и черви сотрясают русскую землю изнутри? Да хранит меня Б-г Израилев от их явления на свет.” На этом история заканчивается. Так что же крокодилы? - спросит читатель. Не знаю. Молчит Астрахань, молчат Тверь и Набережные Челны, и даже вечевой Новгород не дает ответа. Все возможно на просторах великой Руси. Солнце заходит и всходит, поют желтые птицы, а по утрам в прибрежных кустах кто-то огромный возится и ворчит. Над ним смеются бессмысленные фламинго, а мы ... мы лучше обойдем этот берег какой-нибудь безопасной тропой.1992-1998