ГКЧП И МЫ

(мемуарное)

(к каждому дню, если это необходимо, будут даны отдельные примечания)

Проснувшись утром в понедельник 19 августа, я почему-то решил, нарушив традицию, посмотреть телевизор - обычно я в это время слушал новости по радио и пил кофе. Было 7.00, а я слышал, что теперь по ящику с самого раннего утра что-то показывают (раньше все передачи начинались не ранее восьми). Причем, судя по программе, показывать на сей раз должны были что-то музыкальное.

Заявления Президента СССР к тому моменту уже успели меня окончательно достать, и я просто-напросто вырубил ящик, подумав что-то вроде "как же вы меня заколебали, уроды". Да, решил я, традиции надо соблюдать. И отправился на кухню пить кофе.

Там я включил радио. Звучала траурная музыка. Через несколько минут вдруг послышалось очередное возгнусение про "заявление Президента СССР".

Ну ладно, подумал я, хрен с вами, послушаем. Может, это интересно…

Дальнейшее выглядело примерно так.

Звучало невнятное горбачевское заявление про новоогаревские соглашения, суть которых (впрочем, как и заявления) никто из простых людей понять в принципе не мог*. После этого читали великолепное сообщение о том, что Горби признан психом и отстранен от власти. А потом - указ о создании какого-то ГКЧП**.

Откровенно говоря, поначалу я просто дико обрадовался. Более того, ровно пятнадцать минут я испытывал невероятную эйфорию, но потом услышал бездарный, замшелый манифест этих ребят, и меня одолела какая-то метафизическая грусть. Столь, казалось бы, необходимое дело***, как обычно, делалось через задницу. Я-то представлял себе нечто грозное и мощное, использовавшее накопившийся в обществе потенциал "революционаризма". На самом деле население ждало чего-то вроде "вожди КПСС в годы перестройки привели нас в тупик хаоса и национального позора, а тем временем к власти рвется оголтелая толпа выродков, ненавидящих историческую Россию, свой народ, стремящихся за бесценок распродать все наши завоевания..." (это я так, фигурально выражаясь). А потом надо было заявить, что повсюду в стране сохранялись здоровые силы, думающие о народе и государстве, не стесненные идеологическими рамками, истинные патриоты. И призвать эти силы к созидательной работе****.

Взамен всего этого по радио прозвучало нечто, напоминавшее рассуждения пьяного секретаря комитета комсомола на институтской политинформации. Без какого-либо пафоса, сквозь корявые дежурные фразы о "сохранении выбора отцов и дедов" и тому подобном прокисшем дерьме, продиралась степью по репью прежняя коммунистическая идиотия. (Сейчас, читая "Манифест ГКЧП", я не нахожу в нем уж очень страшных идеологических "пятен", хоть они там и есть, но тогда, при том МАССОВОМ настроении, он казался верхом кретинизма; а уж достаточно осторожное и половинчатое по тем временам "Слово к народу" Проханова и компании кажется мне теперь верхом национального радикализма).

"Население это не поддержит. Слишком уж в коммунистическом духе", - подумал я.

Впрочем, мне казалось, что все зависит от ситуации. Если ГКЧП применит силу и выпустит несколько ручьев крови, то все сразу заткнутся. Беда только в том, что "чеписты" не нарисовали положительных перспектив, поэтому часть общества решит, что номенклатура "душит демократию и гласность", а те, кто объективно стоит на "наших" позициях, - что "возвращаются большевики". Иными словами, уничтожение оппозиции (вещь, в принципе нужная) обменивалась на очередные "социалистические эксперименты" (то есть ведение всех дел в стране максимально бездарным способом). Если ГКЧП проявит разумность и толерантность по отношению к некоммунистическим "попутчикам" (что, думал я, маловероятно - с коммунистами связываться бессмысленно, все равно нае..ут), то это хорошо. Можно будет рассчитывать на его постепенный поворот к общенациональным задачам и "просвещенному авторитаризму"*****. Таким образом, стратегически ГКЧП - лишь орудие устранения "демдвижения" и последующей окончательной дискредитации так называемого "коммунизма". К сожалению, из "демократов" сделают невинных страдальцев, но в конце "чрезвычайщины" столкнутся все же две иные силы - "демократы-западники" против "национального потока". Не исключено, что оба течения создадут некий симбиоз. Только тогда можно будет говорить о начале выздоровлении России. Но это - лишь в случае, если "чепе" будет делиться властью с населением, а это вряд ли. Плавали, знаем...

Это, конечно, сейчас у меня все так гладко получается, а тогда в голове проносились обрывки мыслей, какие-то путанные концепции, образы... Хотя в целом я думал примерно так, как здесь написал.

Я оделся и поехал на работу. Работал я тогда инженером-программистом в одной вузовской лаборатории недалеко от Кремля, напротив ГУМа.

В автобусе ехала подавленная и не ожидающая ничего хорошего публика, а рядом с нами, по левому ряду Ленинградского шоссе, в синеватом бензиновом тумане тянулись бесконечные машины и полевые кухни - в столицу вводили войска. Среди пассажиров автобуса обнаружилось несколько особо демократически настроенных граждан, на одежде у них виднелись значки с портретом только что низвергнутого Горбачева.

На работе уже сидел грустный Максим П-а, который рассеяно играл на компьютере в "Тетрис" и рассуждал о том, что в следующую оттепель наши самиздатские мемуары будут пользоваться, вероятно, некоторым спросом. За окном, мимо памятника Марксу, неожиданно проехал танк. Дело, показалось нам, принимало серьезный оборот...

Приехал наш коллега по кличке Дядя Беня, который, как ни странно, ничего не знал, потому что с утра слушал только радио "Европа+", а оно о перевороте почему-то ни словом не обмолвилось. Вслед за ним пришла и начальница лаборатории Лена П., не имевшая никакого понятия о том, что происходит в стране. Мы с Максом долго внушали им двоим, что "случилось страшное", и в конце концов они с ужасом вняли. Лена впала в некую прострацию. Работать, конечно, было уже совершенно невозможно. Потом мы слушали радио, по которому ГКЧП пообещало выдать всем гражданам СССР по восемь соток земли. "Ну, по восемь-то суток ареста коммунисты всем обеспечат", подумали тогда мы. Тем не менее, это был обнадеживающий знак - "чепе" вроде бы уже поняло, что идиотским "спасением социализма" массовой базы не завоюешь. Теперь следовало ждать каких-то решительных действий.

Мы же, как говорится, на все забили и отправились в пельменную, находившуюся в Большом Черкасском переулке. Там мы взяли по сто граммов коньяку (который почему-то был в продаже в тот день), по порции пельменей и отметили "наступление новой эпохи гнусной реакции". Никто из нас в этот момент не высказывал каких-то симпатий. Побеждало "не наше", формально противостояло ему тоже "не наше", посему единственным выводом из всего происходящего могло быть только пресловутое plague on both your houses.

Я поехал домой. На Ленинградке у постов ГАИ и у мостов торчали БТРы. Судя по всему, ситуация была, в основном, под контролем "переворотчиков".

И каково же было мое удивление, когда вечером из передач "Свободы" я узнал, что никто из "демдвижения" даже не интернирован, что они спокойно собрались в "Белом доме" и к ним даже присоединился какой-то танковый генерал!

Уже в этот момент я почувствовал, что все происходящее отдает дешевой опереткой, очередным действием большого фарса, последним поворотом барабана в советском лохотроне.

Впрочем, вечером 19 августа я был почти уверен, что к утру с наглыми "ослушниками" разберутся.

Я лег спать, но периодически прислушивался к тишине. Ни автоматных выстрелов, ни тем более пушечных залпов со стороны Пресни не доносилось.

Происходил "исторический процесс"...

Примечания к "19 августа":

*** Собственно говоря, тема "военного переворота" была очень популярна уже не менее года. Только его все и ждали. Типичный заголовок тех времен: "Вы слышите - грохочут сапоги!"

**** Коммунисты вообще всегда боялись масс, народа, этого "быдла и чухломы". Иногда это было оправданным подходом, но в данном случае оказалось крупнейшей ошибкой. Удивительно, насколько у советских вождей атрофировались мозги. Мы тогда думали о них лучше.

Честно говоря, я почти не помню утро того дня. Видимо, ничего особенного не происходило. Я просто честно приехал на работу, где, конечно, никакой возможности работать уже не было. Все обсуждали происходящее и делились последними новостями, почерпнутыми из передач "Свободы".

Из того утра я помню одно – интервью Виталия Коротича "Свободе". Великий демократ и редактор "Огонька" истерически вопил, что в Москву он не вернется, что его там обязательно уничтожат, а народ опять загоняют в коммунизм, однако, как он выразился, "нас обратно в клетки не столкнешь". Однако другая персона, Ростропович, в Москву уже прибыла.

В Москве же пресса то ли не вышла, то ли свелась к публикации манифеста ГКЧП, что, в общем, одно и то же.

Короче, наступил информационный вакуум. Радио передавало траурную музыку, по телевизору шло пресловутое "Лебединое озеро".

Тем не менее, все уже знали, что существует "Белый дом" с засевшими в нем "демократами" во главе с Ельциным. В этот самый БД будто бы собираются все здоровые силы России, чтобы противостоять коммунизму.

Эта тема долго мусолилась, пока в лабораторию, где мы работали, не пришли наши друзья, на курс моложе нас, только что защитившие дипломы. Большинство из них собиралось пройтись к "Белому Дому", посмотреть, что происходит. Мы заперли лабораторию и побрели по улицам Москвы в сторону Красной Пресни. Наземный транспорт не функционировал.

Картина была сюрреалистическая.

Манежная площадь и площадь Революции были заставлены ревущими и воняющими танками. На броне сидели вялые, уставшие, явно некормленные солдаты с провинциальными физиономиями, явно не понимавшие, что здесь происходит, зачем и почему. Между танками слонялись сотни москвичей, пришедших поглазеть и выразить свое отношение к происходящему. Тверская, тогда еще улица Горького, была заставлена разнообразной техникой, завалена мусором и бетонными блоками – кто-то явно собирался строить здесь баррикады. Где-то уже в районе Пушкинской площади мы обнаружили струйки людей, стремящиеся туда же, куда и мы – поглазеть на "последнюю цитадель демократии".

Сама "цитадель" возникла из бензиновых туманов довольно скоро – мы пришли к высотке на Краснопресненской и стали спускаться вниз, по деревянной лесенке, ведущей к стадиону "Локомотив".

Мы прошли внутрь. Все, что там происходило, напоминало какой-то дешевый балаган. Громко играл оркестр, наяривая какую-то веселую мелодию. Я вспомнил корабль под названием "Лузитания", который в первую мировую войну потопила немецкая подводная лодка. Говорят, когда он шел ко дну, музыканты на палубе играли марши и вальсы. Что-то во всем этом было - неуловимо похожее на "Лузитанию".

На штыке, который держал бронзовый рабочий, бывший частью памятника "Защитникам Пресни", развевался триколор – так мы тогда называли (а некоторые и до сих пор называют) русский национальный флаг. Это меня слегка воодушевило, ибо триколор мне нравился с детства.

Однако совершенно не воодушевляла публика – нет, не те праздношатающиеся москвичи, а местные "защитники", всем видом своим говорившие, что они имеют к "Дому" самое прямое отношение. Это были в основном явно сотрудники вузов и НИИ – с бородками а ля Дзержинский, чуть ли не в толстовках, с подернутыми легкой поволокой ускользающего интеллекта темно-карими глазами. На некоторых из них были противогазы, на других – чуть ли не пулеметные ленты. Они выстраивались в ряды и готовы были слушать команды своих вождей. Команды эти звучали хрипло на холодном сыром ветру, ряды интеллигентных бородачей отправлялись то туда, то сюда…

Правда, звучали здесь и другие "приказы" – вопли нервной толпы. Вдруг один мужик рядом с нами заорал "От Краснопресненской идут танки!", и народ бросился врассыпную, будучи уверен, что с минуты на минуту начнется штурм. Минут через десять массовой нервной паники выяснялось, что тревога ложная, и вокруг воцарялось относительное спокойствие. Через некоторое время тревога повторялась, и Дом шумел, как развороченный улей.

Впрочем, как мне показалось, ГКЧП давно бы уже разогнало эту компанию, если бы хотело.

Я приехал домой. В общем, именно в тот вечер у меня впервые появилась, пока еще не до конца ясная, мысль о том, что все происходящее – театр, рассчитанный на идиотов, и просто происходит какая-то большая пакость, которая хорошо не кончится.

Честно говоря, я совсем плохо помню этот день. Мы пришли на работу, потом отправились смотреть, что происходит в "оплоте демократии". Было уже ясно, что побеждают они. Ночью какие-то парни умудрились попасть под танки, и все разговоры вертелись вокруг этого.

Мы пошли к БД. Навстречу нам, по Калининскому проспекту, мчались танки с трехцветными флагами (казалось - "белые в городе", если посмотреть со стороны). Это слегка воодушевляло, но, впрочем, странная тревога закрадывалась в сердца. Мы-то хорошо знали, кто теперь перехватил наш флаг.

На здании СЭВ, на стене, было написано огромными буквами:

Вскоре в толпе появились слухи о том, что "путчисты" арестованы в Алма-Ате, куда пытались бежать. А Пуго, оказывается, покончил с собой.

В БД тем временем все уже было кончено. "Народ", интеллигенты в хемингуэевских свитерах и прочем рубище, тихо расползался по домам.

На станции метро "Баррикадная" висели листовки с заголовками вроде "Восьмерка арестована!".

Мы шли и обсуждали происходящее.

Нам уже в этот момент показалось, что случился какой-то фарс. Пуго явно убит, ибо "слишком много знал", а прочих путчистов посадят для виду, а потом торжественно отпустят на свободу.

Так оно в последствии и вышло.

И вот мы пили кофе, обсуждая тот факт, что национальная оппозиция отброшена назад минимум на десятилетие. Вдобавок те, кто себя когда-то объявлял представителями национальных сил, теперь идут на союз с коммунистами, надеясь использовать их организационный ресурс. И те, кто когда-то шел в первых рядах антикоммунистической национальной оппозиции, впали в оппортунизм, будучи уверены, что "все скоро вернется". Но ведь это еще бабушка надвое сказала!

Что теперь делать? Об этом мы и рассуждали. Мы поняли, что тот мир, который мы себе нарисовали в воображении, тот мир, которого мы ждали, который приближали и за который боролись, в единый миг оказался повергнутым в прах. Коммунизм кончился, а на смену ему пришло нечто такое, что и за серьезную силу никто из нас не считал. Но вдруг этот жалкий младенец показал клыки и обернулся настоящим хищником.

Именно что. Куда нам, волкам...

Что делать, что делать? Как выжить в этой ноющей, хаотической пустоте?

Тогда мы, напившись кофе, постановили ни во что не вмешиваться (да и какой прок был бы от вмешательства в дело трех двадцатитрехлетних гуманитариев?) и смотреть, что же из этого всего в конце концов выйдет... В целом мы решили, что националы, наверное, правы, и коммунисты быстро восстановят статус-кво. Но это произойдет не раньше, чем "демократия" будет полностью дискредитирована. Тогда на арене столкнутся две силы – "народ" и коммунисты, и, наконец, все образуется.

Мы тогда не знали, что наша жизнь приняла совершенно иное направление. Что через несколько месяцев все в России изменится полностью, все сдвинется с места, и многие прежние вещи потеряют смысл.

Мы не знали, что стоим у входа в иную, не предсказанную нами реальность.

Теперь, оценивая прошедшие 11 лет, я уже не столь болезненно отношусь к потере тех перспектив и возможностей, которые у меня были в 1991 г. Что же, многое в себе пришлось изменить и забыть навсегда....

Но мы выжили. И, самое странное, мне уже кажется, что для нас лично (не для страны) такой поворот событий был интереснее. Что толку прожить ту жизнь, которую ты себе нарисовал? А вот оказаться в совершенно неожиданной, враждебной среде – и вывернуться? Это требовало сноровки... У нас она оказалась.

Другая реальность, в которой мы живем, требует освоения. Может быть, когда-нибудь, через много лет мы даже найдем выход из нее (нет, я не имею в виду смерть). Мы увидим те города, ту невероятную жизнь, которая казалась такой близкой, и которую мы потеряли в один день, и к которой так долго шли...

И это будет лучшей для нас наградой.

Вадим Нифонтов, 2002 г.