Название этой статьи отдает некой наглостью и самонадеянностью, но на самом деле мы, шуты и скоморохи, вовсе не пытаемся равняться с самим Н.Я. Данилевским. Мы свое собачье место знаем. И появилась эта статья из одного единственного и тупого желания еще раз прояснить нашу (то есть – “РУ”) позицию. (Ох, сколько еще раз придется это делать).

Разъяснить наше отношение к Европе необходимо потому, что как только мы заикаемся о том, что “Россия – европейская страна”, как нас тут же обвиняют в любви к Гаагскому трибуналу, Страсбургскому парламенту и лично лорду Джадду. Даже Михаил Вербицкий, вроде бы ценящий и уважающий наш журнал, и то периодически нечто подобное нам инкриминирует.

Те, кто попрекает “РУ” европеизмом, тот либо не умеет читать (или осознавать то, что написано прямым и ясным текстом), либо искажает нашу позицию злонамеренно, подразумевая, что нам милы ПАСЕ, Лондонский клуб, педерасты, заседающие в парламентах, пакистанские мечети в центре Лондона и прочие прелести современной европейской цивилизации. Неужели кто-нибудь всерьез может подумать, что мы обожаем этот смрадный “отстойник явного вырождения”, коим является Европа современная?

Сейчас американцы торжествуют, но, рано или поздно, все станет на положенные места. И рыцарь-европеец будет продолжать спокойно принимать от ремесленника-американца со особым тщанием изготовленные доспехи.

Как ни тоскливо это звучит, но придется признать, что большинство авторов “РУ” воспринимают современную Европу также, как в 19 в. ее воспринимал К.Н. Леонтьев. А, к сожалению, Константин Николаевич в последние годы (благодаря усилиям наших любителей лаптей и онучей) превратился в этакое “Идолище Окаянное” российского патриотизма, икону для защитников отечественного “говна” – самых косных и идиотских особенностей российской действительности. Сам “Ка-эН”, конечно, давал к этому повод, слишком уж усердствуя в юродстве и желании “подморозить” все в нашем гнилом российском болоте. Однако среди его людоедских высказываний или прославлений грязной и вонючей Индии (где, кстати, сам Леонтьев никогда не бывал) присутствуют и вполне здравые, даже сверхздравые идеи. Чаще всего -- именно в том вопросе, о котором мы и рассуждаем – в вопросе о Европе и о том, как мы должны к ней относиться.

Отношение это Леонтьев выразил во всем известной (и во всех ушах настрявшей формуле) -- “Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения”. Но от того, что эту фразу повторили двести, пятьсот и тысячу раз, она не перестала быть истинной.

Современной Европе надо забить осиновый кол в глотку и закопать ее поглубже. Да, впрочем, и осинового кола здесь тратить жалко – сама подохнет, отравленная азиатским ядом. Европа все ближе и ближе приближается к тому, чтобы повторить печальную судьбу Советского Союза. Социалисты, правящие европейскими странами, всегда с восторгом взирали на “воплощенную утопию”, “великого восточного соседа” и брезгливо морщились, когда сосед, хоть бы и в извращенной форме, начинал заботиться о собственных имперских интересах.

Во всей европейской истории нас, русских, всегда привлекал не сопливый идиотизм, в конце концов превратившийся в бред Просвещения с его культом “благородного дикаря”, а жестокость и беспощадность.

Вожди крестовых походов и “конквистадоры в панцирях железных”. Падение Иерусалима и захват Теночтитлана. “Убивайте всех, Бог на небе отыщет своих”.

При этом католический Запад всегда воспринимался как достойный противник. И противостояние ему для русских всегда было проверкой на историческую зрелость. Тот, кто смог противостоять Западу, одновременно усвоив все его достижения – только тот мог рассчитывать на уважение у русских. Проигравших они презирали. Как верно отмечал классик польской литературы Марек Хласко: “Нет презрения страшнее, чем презрение русского человека”.

Теперь русское презрение обрушится на Европу. Европу, оказавшуюся недостойной своего положения во главе человечества. Европейцы выкопали собственную могилу, не только поощряя бесконтрольную эмиграцию к себе домой, но и тем, что не помогли белым предотвратить большевистскую революцию и торжество азиатского хамства в России. Годы коммунистического рабства способствовали укреплению русской беспощадности. А уж “Эпоха Вяликих Ряформ” конца 90-х гг. ХХ века только еще больше укрепили ее. Ведь “русский эксперимент” двадцатого столетия закончился пониманием простой истины – бесполезно оказывать благодеяния другим народам. Они останутся скотами, уверенными, что вы изнасиловали их вашим хорошим отношением. И гораздо проще такие нации “резать и стричь”, чем пытаться строить им заводы или детские сады.

ХХ век можно расценивать как эпоху решительного эксперимента, в ходе которого большинству наций Земли позволили жить так, как они пожелают.

За одним красноречивым исключением – за исключением европейцев. Нас, наоборот, согнули в бараний рог, вывернули, изломали все кости, да еще и заставили благословлять сложившуюся ситуацию.

Это результат того, что в самом начале Нового Времени европейцами овладели дикие, бредовые, собственно говоря – антиевропейские идеи. Свою точку “невозврата” Европа прошла в 16 в. Идеология протестантизма, с его идеей избранных, обладающих единственно верным знанием, была этаким большевизмом Нового Времени. И пригодна эта идеология оказалась не для Европы с ее стойкими традициями авторитаризма и иерархий, а только для США, где социальная жизнь выглядела мозаикой из конкурирующих общин “избранных”, просто не считающих за людей всех остальных.

Американские протестанты на самом деле никогда не ориентируются на увеличение числа членов в организации. Несмотря на активную прозелитическую деятельность, результаты ее скромнее, чем можно было бы ожидать. Происходит это потому, что на уровне подсознания все крайние протестанты живут в обстановке уже начавшегося Армагеддона, и они просто не желают вербовать новых солдат, которые могли бы откусить у “избранных” кусочек славы во время окончательной раздачи пряников. (Ну тогда, когда Джизус Крайст сойдет с небес во главе “Всемирного правительства”. Или, как говаривали русские былинопевцы, “когда прилетит птица Каган”).

В Европе же протестантский выверт сознания породил не только примитивные формы фашизма, но и Просвещенчество, с его идеей “естественного человека” и подразумевающейся вследствие этого обязательной инволюции (“возвращение к естественному состоянию человечества”). Разбавленные, умеренные версии протестантизма (все это англиканство и лютеранство), разбавленные, умеренные версии франк-масонства (антихаризматическое, административное, англо-саксонское масонское движение) – они работали над одним и тем же – над созданием в сознании европейских народов предпосылок ко всеуравнивающему смешению, к слиянию с уродами из иных культурных и расовых миров. С теми, о ком дед Лев Гумилёв как-то ядовито сказал: “А это еще надо доказать, что индейцы – люди”.

Вся Европа наших дней вышла из масонских “свободы, равенства, братства”, но если эти лозунги еще худо-бедно действуют в сектантски-протестантских Соединенных Штатах, помешанных на "братстве избранных", то они всегда будут чужды иерархической Европе. Они оказались духовным сифилисом, сгноившим сущность европейских народов. (Как верно писал Дм. Галковский: “Французы, у которых черви последние мозги съели”).

Просвещенчески-гуманистический морализм, в 20-м веке испытавший еще и мощнейшую подпитку со стороны американцев, заставил европейцев забыть о том единственном что они умеют делать лучше всего.

Править и царствовать. Создавать Империи.

Россия тоже имела опыт имперского строительства и иногда довольно беспощадного, когда покоренным представлялся простой выбор – принять образ жизни победителей или исчезнуть. (В лучшем случае – прозябать где-то на задворках общественной жизни). И этот опыт – жив.

Перефразируя А. Галича, можно сказать только одно: “Пусть говорят: “Европа – там!”А мы ответим: “Здесь!” Сейчас, в начале 21-го века Россия остается единственной наследницей истинной Европы. (Что мы явно, хотя и не совсем последовательно, доказали в Чечне). Новым европейским (читай – российским) стилем, действительно, может стать имперскость, но не в ублюдочном понимании этого слова, которое оно приобрело в последние годы, когда под Империей стали понимать исключительно реставрированный СССР. Нет уж, если восстанавливать Советский Союз, то уж не в той дебильной форме, в какой он существовал в реальности, а в том виде, в каком изображали его диссиденты-“националы”. В форме откровенной “Империи Кремля”, почти по Авторханову.

Но, в общем и целом, нам, русским, “совок” ни к чему. Нам нужна европейская Империя, Империя метафизического расизма. Империя тех, кто хранит в себе европейское средневековье, оснований для возрождения которого уже нет в современной Европе.

Новая Империя должна стать Империей Национальной и в этом утверждении нет никакого противоречия. Титульная нация Империи должна поглотить все остальные народы, пользуясь для этого вовсе не частями СС или истребительными батальонами. Газовые камеры Гитлера оказались слишком непродуктивным, и потому были действительно глупостью и преступлением перед народами Европы. Постепенная ассимиляция, упорное поглощение, сопровождающиеся резким отторжением, изгнанием и отбрасыванием во “тьму внешнюю” “неусваиваемых элементов” – вот путь и программа европейского развития на десятилетия вперед.

В современной Европе иссяк дух господства и конкистадорства, тот дух, который веками оплодотворял европейскую культуру. Европа шла вперед, потому что была уверена в своем превосходстве. Бремя белого человека было легко, потому что белый человек не знал сомнений в том, что он -- единственный человек. Европейское могущество рухнуло тогда, когда белые решили, что другие -- тоже люди.

Да, жестокость и колониализм, упоение собственной правотой и собственной силой. Но при всем этом европейское мироощущение “работало”.

Работало настолько хорошо, что привело к 19 веку Европу на вершину могущества в человеческой истории. Готовность к тому, чтобы разрешить любую историческую ситуацию по “вертикали-горизонтали” (торжествующий победитель стоит (“вертикаль”), побежденный раб лежит, попираемый сапогом победителя (“горизонталь”)) привели к тому, что европейцы стали сверхлюдьми, прообразами грядущего сверхчеловечества, о котором в двадцатом веке они уже могли только грезить.

Но вся беда Европы заключалась в том, что это могущество возникло почти противозаконно. Оно вошло в противоречие с базовым идеологическим проектом, заложенным в европейское сознание. Этот базовый проект, основанный на идеях Просвещения, был французским и в итоге предполагал вовсе не торжество Европы, а ее гибель. Растворение во всемирном масштабе.

СССР был на самом деле реализацией этого французского проекта, но вовсе не там, где изобретатели утопии запланировали. Отсюда происходят и нервная любовь французских интеллектуалов к кровавому большевистскому эксперименту, их ненависть к позднему СССР и современной России, одним своим существованием доказывающим – базовый проект был нежизнеспособен, ему неизбежно пришлось искать альтернативу.

Истерические антироссийские взвизги, вроде выступлений Мишле в 19 в., были не более чем попытками противопоставить одну версию развития Европы другой, заменить один вариант ее будущего – другим возможным вариантам.

Вместо того, чтобы переделать Европу, наша имперская элита попыталась в уже существующую Европу встроиться.

И за это получила Крымскую войну, духовную изоляцию последующих десятилетий, уродливый франко-русский союз и национальную катастрофу 1914 – 1922 гг. Катастрофу, в которой русский народ потерпел сокрушительное поражение, а новые оккупационные власти установили на землях бывшего Русского государства истребительный режим, не прекративший своего существования и по сей день. Нас насильственно пытались азиатизировать, заставить забыть о своей европейской сущности. И, что самое характерное – это опять делалось под радостное улюлюкание и одобрение остальной Европы.

Наше новое руководство, которое хоть и плоть от плоти и кость от кости, предшествующих коммунистических оккупантов, тем не менее, пусть даже и из чувства лично самосохранения, пытается трансформировать Россию. Пытается заставить ее очнуться от восьмидесятилетнего азиатского кошмара, разъедавшего наше сознание. Однако, при этом совершается старая глупость. Мы опять наступаем на грабли, которые некогда набили синяков царю Николаю. Мы пытаемся “войти в Европу”, не понимая, что нынешняя Европа, помешанная на “правах человека” и ощущающая себя виновной во всем – от Холокоста до истребления синих китов – нас никогда не примет. Ну хотя бы для того, чтобы не увеличивать груз “общеевропейской вины”. Зачем признавать беды русских частью европейского заболевания, восходящего ко временам Просвещения и еще дальше – к Реформации и гуманизму? Нет уж, лучше утверждать, что это сами дикари-русские с их азиатскими мозгами вляпались, как и положено тупым свиньям, в азиатскую лужу.

Антипросвещенческий проект, антигуманистический европейский проект не имел шансов на успех в середине ХХ века, еще и потому что Россия была азиатизирована и превращена в антиевропейской орудие. В молот, который был готов реально ударить по Европе и стереть ее с лица земли. Тогда, в 40-е гг. европейцы не могли этого допустить.

Не допустят они этого и сейчас. Но жернова Господа мелют медленно.

Нынешняя Европа вырождается. Ее съедает мозговой сифилис и демографический рак. Европейский гуманизм, заставляющих их защищать людоедов и палачей, сложит прекрасным прикрытием для постепенной африканизации и азиатизации Европы. Некогда великий европейский миф становиться непонятен для миллионов “новых европейцев” – алжирцев и турок, заполонивших улицы Парижа и Лондона. На новой общеевропейской валюте, ставшей символом капитуляции перед всесмешением и отказом от сущности Европы, не хватает только надписей со старого советского рубля -- “бир сом”, “бир сум” и “бир манат”. Еще несколько десятилетий, и Объединенная Европа станет для европейцев тем же, чем был СССР для русских – колонией инородцев.

И вот тогда-то и надо будет реализовать Новый Европейский Проект. Проект, воплощения которого всегда так боялась остальная Европа, и который, судя по всему, является неизбежностью.

Возможно, мы внушали отвращение и страх европейцам не потому, что были настолько отличны от них. А потому что, как в случае с дьяволоподобными пришельцами из “Конца детства” А. Кларка, отождествлялись с концом и гибелью европейского мира. Не мы убили Европу, но мы будем ее могильщиками и хозяевами навсегда опустевшего дома.

И ощущение этого, таинственным образом совершив ментальное путешествие во времени, наполняло сердца европейцев таким испугом. Образы “Россия” и “Смерть” сливались в их сознании. И при этом они не понимали, что сначала придет смерть, а только потом – русские.

Жалко ли нам нынешних европейцев? Да нет, пожалуй, что и не жалко. Во-первых, они получили то, что многие из них хотели, а, во-вторых, когда уляжется пыль от обвала нынешней дегенеративной Еврафрики, уцелевшие европейцы получат возможность жить так, как им положено – в рамках жесткой, авторитарной и иерархичной Империи.

Мы неизбежно придем в Европу, в тот дом, откуда некогда вышли и наши славянские предки. И очистим железной метлой опустевший особняк двоюродного дядюшки. А затем перестроим и попытаемся утилизировать.

Я не думаю, что мы сделаем из него музей. Слишком много чести для тех, о ком написал еще Х.Н. Бялик:

Но что-нибудь полезное из “Общеевропейского дома” мы сделать еще сумеем. Мусоросжигательный завод. Или скотобойню. Что-нибудь “достойное” того ничтожества, в которое оказалась опрокинута “некогда великая и некогда христианская цивилизация”.