О. И. ЕЛИСЕЕВА.
СКЛЕП ДЕМЕТРЫ
СЕКС И СМЕРТЬ В ДРЕВНЕЙ МИФОЛОГИИ
Заметки на полях книги Р. Грейвза «Золотое Руно».
ПРОДОЛЖЕНИЕ
НИМФЕЙСТВО И БРАК
Человечество далеко не всегда знало институт брака. Первым и
важнейшим социальным разделением древнего общества было деление на полы,
которое вело и к разграничению хозяйственных функций. Не будет большой
смелостью предположить, что в первобытном племени женщин было больше,
чем мужчин. Новорожденные мальчики первые пару месяцев своей жизни
намного слабее девочек и сохранить их труднее. Поэтому в условиях пещерного
быта, антисанитарии и постоянного недостатка еды мальчиков выживало
значительно меньше, чем девочек. Занятие охотой, обычно вдали от стойбища,
дело гораздо более рискованное, чем собирательство и первобытное
огородничество, которым занимались женщины. Мужчины часто гибли в лесах.
Их число в роду было сравнительно невелико и начало расти, только по мере
развития общества, после перехода к скотоводству или земледелию как главным
отраслям хозяйства, не требующим постоянно рисковать жизнью, чтоб добыть
пропитание.
До этого небольшая группа мужчин рода, почти все время проводившая
вдали от стойбища в поисках добычи, встречалась с женщинами своего рода,
которых естественно было больше, которые что называется держали дом и во
многом устанавливали свои порядки. Они шили одежду, варили пищу,
примитивно огородничали, занимались начатками медицины и главное, магией.
При желании они могли просуществовать отдельно от охотников. В таком
обществе мужчина оказывался очень уязвим и зависим от материнского рода.
Этому способствовали и религиозные верования.
* * *
Триединая Богиня-Мать покровительствовала всем тотемическим братствам. Ее
молодые девы-охотницы отправлялись вместе с мужчинами на охоту, чтоб принести им удачу.
У каждого из мужских охотничьих братств имелся свой демон, воплощавшийся в зверя или
птицу. Мясо такого священного животного становилось запретным для еды членами братства и
вкушалось только в особых ритуальных случаях. Члены братств время от времени встречались
для ритуальных танцев в часть своего демона-зверя, во время которых имитировали движения
своих священных животных. Предводитель каждого такого братства считался воплощением
звериного демона и был одержим им.
* * *
Братства включали всю мужскую часть племени. У женщин были аналогичные
сестринства. Вначале тотемический союз делил племя пополам. Например, Львы и Львицы,
Кони и Кобылы, Козлы и Козы. Но позднее в целях предотвратить близкородственное
скрещивание и вырождение племен женщинам было запрещено сходиться с мужчиной из
родственного братства. Например, Лев не мог взять Львицу.
* * *
Демон каждого братства считался подданным Триединой Богини. Ежегодно
устраивалось всесожжение в ее честь и братства посылали по одному животному мужского пола
– свой тотем, который предстояло сжечь заживо у одного из горных святилищ.
* * *
Подобное место для всесожжений в Крыму можно идентифицировать
как знаменитую Долину Привидений, где каменные глыбы причудливой формы,
почитались как окаменевшие фигуры животных, а над всем этим сонмищем
тварей господствовали каменные глыбы Мать и Дочь, о тождестве которых с
ипостасями Великой Матери – Деметрой и Персефоной – мы уже упоминали.
Триединая Богиня воспринималась как Мать всего сущего: растений,
животных и человека. При чем человек не был выделен из мира природы, как в
христианстве, а напротив – соединен с ним и стоит на равных с любым его
проявлением. На всесожжениях человеческие жертвы приносились вместе со
зверьми. Тотемические культы животных-прародителей служили связующим
звеном между огромным миром дикой природы и человеком, уже начинавшим
осознавать свою отдельность. Как ритуальные праздники братств, так и
жертвоприношения должны были вечно напоминать человеку, откуда он
вышел.
Возрожденная в XIX в. Ч. Дарвином идея происхождение человека от
животного – хорошо забытые старые религиозные представления, сохраненные
посвященными в мистериях.
* * *
При оргиастических игрищах на меже право выбора партнера принадлежало женщине,
что обусловливалось необходимостью выживания рода.
* * *
Женщина может забеременеть и принести потомство лишь раз в год,
поэтому крайне внимательно относится к возможному отцу ребенка – он
должен обладать хорошими физическими качествами, чтоб дать здоровых
сильных детей. Мужчина же способен к более частому акту воспроизводства,
поскольку не вынашивает дитя, следовательно он не так разборчив в связях.
Поэтому в архаическом обществе, до появления института брака, отцы
рассматривались как орудие, которым женщины пользуются, чтобы стать
матерью.
* * *
Ритуальное схождение в борозде предусматривало совершенно
определенные позы, при которых мужчина, как пассивное начало, оказывался
лежащим на спине, а активную часть акта верхом на нем совершала женщина.
Удачное оплодотворение земли наступало лишь после союза не менее чем с
девятью (священное число Триединой Богини) партнерами, каждый из которых
должен был быть силен и здоров. Акт на меже имитировал не только зачатье
для возрождения мира, но и жертву вечно молодого бога. Поэтому
оргиастическое буйство нимф должно было заканчиваться над почти
бездыханными телами возлюбленных, лежащими в борозде словно мертвые.
Для этого силы нимф подкреплялись жеванием наркотических листьев плюща.
* * *
Именно женщины сеяли ячмень и делали прививки плодовым деревьям . Считалось, что
мужчины могут вспахивать землю, но не бросать в нее семена, которые отождествлялись не с их
семенем, а с кусками тела бога-страдальца, разрываемого и разбрасываемого богиней. В случае
нарушения этой нормы земля в лучшем случае взошла бы сорняками.
* * *
Когда в IX в. до н.э. ионийские греки, а затем эолийцы и ахейцы вторглись в Грецию,
там жили пеласки, догреческое население полуострова, почитавшие Белую Богиню-Мать.
Пеласги не знали парной семьи. Женщины входили в сообщества нимф (Рыб, Трясогусок,
Перепелок и т.д.), а мужчины – в мужские союзы (Кентавров, Сатиров, Козлов, Леопардов,
Лапифов и т.д.) Мужская часть племени занималась главным образом охотой, а женщины –
культурной деятельностью: сеяли ячмень, прививали плодовые деревья, добывали огонь. По
праздникам они встречались и устраивали в честь Богини оргии с целью оплодотворения земли
и получения богатого урожая.
Греческие племена, пришедшие из-за Дуная, были по преимуществу скотоводами, у них
уже установился парный брак. Поэтому, захватив земли пеласгов, греки взяли нимф в жены, а
мужчин частью перебили, частью загнали в леса и горы. Однако небольшие мужские
сообщества Коней, Козлов и другие тотемические группы остались повсюду.
Женщины продолжали в тайне чтить старую Богиню-Мать и постепенно выговорили
себе у своих несведущих в земледелии мужей-скотоводов кое-какие права на поддержание
старых ритуалов плодородия. Они оставались женами своих единоличных мужей большую
часть года, но заявили, что, ради хорошего урожая, должны, по велению Богини, познавать в
период сева мужчин-кентавров, а также фавтов на церемонии прививки фиг, чтоб пчелы могли в
волю жалить любовников, во время оплодотворения деревьев. Таким образом, дни великих
праздников отводились пеласгийским партнерам-соплеменникам из различных звериных
братств. На это время мужья удалялись на морское побережье и не возвращались, пока все не
было закончено.
* * *
Так Кентавры, Сатиры, Лапифы, Селены стали закрытыми мужскими сообществами,
охранявшими святилища Триединой Богини глубоко в лесах и на непреступных горных
вершинах и выходивших из своих убежищ только ради оплодотворения женщин по великим
праздникам. Например, в день зимнего солнцестояния, посвященный Деметре. При этом
мужчины-Кони считались непревзойденными любовниками, мужчины-Дельфины –
вдохновленными самой богиней музыкантами, а члены тюленьего братства – пловцами.
* * *
Какое-то время при переходе власти от женщин к мужчинам герои
женились на царицах городов и правили от их имени. Такая форма наделения
властью через брак, вероятно, считалась более священной, поскольку ради нее
герои-царевичи иногда отказывались от своих наследственных по отцу
владений и переезжали во владения жены. Так, Ясон отказался от
принадлежащей ему короны в Иолке, возвел Медею на трон в Эфире, женился и
царствовал от ее имени. Царь миниев Афамант женился на правительнице
Иолка главной жрице коллегии Рыб и правил Иолком. Такое положение вещей
нашло отражение и в мифологических сюжетах. При установлении
олимпийской религии брат Зевса Посейдон, прежде бывший богом лесов, стал
богом моря и женился на морской ипостаси Богини-Матери – Амфитрите,
покорив таким образом новую стихию и правя поначалу от имени своей
супруги.
* * *
Брак ипостасей Великой Триединой Богини-Матери с «нелюбимыми»
ахейскими богами был вынужденным, равно как и браки ее нимф с реальными
мужчинами – ахейскими воинами, силой прогнавшими их любовников из
звериных братств и понудивших женщин жить постоянной семьей. Более того,
сам институт парного брака, обычный для племен, пришедших из-за Дуная, в
Греции для ее коренных жителей был нов, непривычен, а благодаря насилию
стал неприятен. Они восприняли его как вынужденную меру, к которой их
склоняли буквально силой оружия.
Ни о какой любви между женщинами пеласгийских племен и
мужчинами-греками речь в большинстве случаев не шла. Напротив, желанными
любовниками , связь с которыми была освящена Триединой Богиней, оказались
изгнаны далеко в горы и глубоко в леса. Свидания с ними стали редки,
случайны, опасны, но носили ритуальный характер служения старой истинной
богине и даже религиозного подвижничества, которое могло стоить жизни.
Так старая «правильная» религия и настоящая любовь к «скоим»
оказались по одну сторону, а вынужденный брак, как форма домашнего
конформизма, лжи во спасение, и новая олимпийская религия как форма
религиозного конформизма – по другую. Отныне любовь и брак, эзотерическая
традиция и официальная экзотерическая религия были в Средиземноморском
регионе разделены. Сложились две непересекающиеся линии: 1. Брак –
государственная необходимость – официальная, внешняя религия; 2.
Оргиастическая любовь – оплодотворение земли – тайные знания.
Эта древняя нить эротического эзотеризма сохранялась у народов
Средиземноморского ареала (Греция, Италия, Крит, Майорка, Родос, Испания,
Южная Франция, Балканы, острова Средиземноморья) и сохранялась там
веками, ярко проявившись в религии катаризма. Эти земли знавали множество
волн переселений, во время которых повторялась одна и та же картина:
завоеватели убивали или прогоняли мужчин-автохтонов и завладевали их
женщинами, принуждая последних к браку и получая таким образом законное,
юридическое право на их владения.
Точно также в 12 в. во время крестового похода против альбигойцев
дворяне Северной Франции изгоняли сеньоров Окситании, которые вынуждены
были уйти в горы, за Пиренеи в сторону Испании и стали т.н. «файдитами» –
рыцарями-разбойниками, которые как фавны или кентавры, скрывались в
горных лесах и изредка навещали своих оставшихся под властью северных
мужей прекрасных дам, которых рыцари Симона де Монфора брали себе в
жены, чтобы завладеть их имуществом. Альбигойцы проявляли понимание
брака именно как насилия или конформистского соглашения. А истинная
любовь, освященная свыше, считалась возможной только между независящими
друг от друга любовниками.
ЛЕМНОССКИЕ ЖЕНЩИНЫ
В мифе об аргонавтах рассказывается история лемносских женщин, которых герои
посетили на пути в Колхиду. Как и на всем Средиземноморье, на острове Лемнос была колония
нимф, а институт брака отсутствовал. Главная нимфа Триединой Богини управляла островом. С
появлением олимпийских верований мужчины попытались сделать нимф своими женами,
установить брак и поклонение Отцу Зевсу. Сначала им это не удалось. Тогда они отплыли на
лодках и совершили нападение на один из фракийских островов, где девушки-фракиянки
приносили жертвы и похитили их.
Мужчины поселились семьями со своими новыми женами-пленницами вдали от нимф,
а прежним жрицам-любовницам сказали, что те им больше не нужны. На Лемносе святилище
героя-кузнеца Гефеста превратилось в храм бога Гефеста, где очаг сменился алтарем, а
мужчины-жрецы изгнали оттуда нимф.
Попрание прав Триединой Богини и пренебрежение к себе заставило лемносских
женщин принять решение об убийстве мужчин-отступников. Свой замысел они осуществили во
время одного из праздников, когда их бывшие любовники перепились и спали на улице. Вместе
с мужчинами погибли их фракийские жены и дети. Младенцы-мальчики были посвящены
Персефоне.
Однако время, проведенное в одиночестве, заставило лемносских женщин страстно
желать снова встретить мужчин и они оказали аргонавтам царский прием.
* * *
К моменту появления института брака относятся многочисленные
легенды о похищении женщин. Например, кентаврами женщин-лапифов,
сатирами – нимф. В тех условиях мужчины по-разному оставались без старых
партнерш, т.е. без женской половины своего племени. Пеласги потеряли своих
нимф, отобранных ахейцами, и вынуждены были воровать женщин у соседей,
чтоб сойтись с ними под сенью леса или священных пещер. Но не создавали
семей.
Иначе дело обстояло, когда мужчины того или иного братства
принимали олимпийскую религию и решали установить браки, а коллегии нимф
оставались верны Триединой Богине, как случилось на Лемносе. Не редко дело
доходило до открытых столкновений и случаев полного истребления
противоположного пола. Если мужчины убивали своих женщин, они
оказывались перед необходимостью похищать себе новых партнерш. Так
первые жены в парной семье -- были пленницами и рабынями,
неравноправными мужчинам племени.
* * *
В тех случаях, когда побеждали коллегии нимф, женщины, оставшись
одни, не искали себе постоянных мужчин, а лишь нуждались во временных
партнерах для продолжения священных обрядов плодородия несколько раз в
год. Так поддерживались старые порядки. На многочисленных маленьких
островках Средиземного моря встречались места, где коллегии нимф, убив
мужчин, оставались одни и мирно вели свое нехитрое хозяйство, как на
Лемносе. Они с радостью встречали путешественников, вовлекая их в
оргиастические игры. Так возникли многочисленные истории про острова и
даже целые страны женщин.
* * *
Некоторые из таких сугубо женских общин упражнялись в военном деле,
чтоб защитить себя. Кроме историй про храбрых кочевниц, такие женские
военные сестричества стали еще одной почвой для создания историй про
амазонок. В Северном Причерноморье мотив амазонок был одним из самых
популярных в прикладном искусстве. В Керчи среди керамики V в. до н. э.
находится семь одинаковых сосудов с изображением распространенного
сюжета: голова амазонки, коня и Грифона. На трех из них лицо воинственной
девы лишь намечено, в отличие от голов коня и Грифона, и оставлено белым
для дальнейшей дорисовки. На остальных четырех лица женщин не
повторяются. Они выглядят индивидуальными настолько, насколько мастеру
хватало способностей: молодые, зрелые, со вторым подбородком, через чур
длинной шеей…
Возможно, эти изображения портретны. В V в. до н. э. в Пантикапее еще
могли сохраниться женские воинские союзы, тем более что у окрестных
кочевых народов – меотов и синдов женщины носили оружие. Возможно,
также, что каждая хозяйка, покупая у гончара горшок, не отказывала себе в
удовольствии увидеть на посуде свое изображение в костюме амазонки.
Подобно тому, как фотографы в начале XX в. нередко предлагали клиентам
сняться, сунув головы в дырки на картоне с нарисованными джигитами и
похищаемыми красавицами.
* * *
Коллегии нимф на островах иногда подбирали потерпевших
кораблекрушение и делали их своими «гостями», часто не давая возможности
покинуть остров. Так произошло с Одиссеем, семь те гостившим у Калипсо и ее
нимф.
* * *
Гефест считался лемносским героем, покровителем мужчин-ремесленников. По обычаю
женщины-нимфы калечили рождающихся мальчиков, ломая им правую ногу в честь хромого
героя. Калеки не могли состязаться с женщинами в бою или на охоте, но могли ходить за
плугом, плавать в лодке и заниматься ремеслами.
* * *
Возможно, мифологическая хромота Гефеста – отголосок тех времен,
когда женщины калечили мужчин племени, чтоб удержать их в повиновении.
ЛИЛИТ
История о «первой женщине» Лилит, ставшей демоном-убийцей мужчин
в иносказательной форме передает события того драматичного времени.
Согласно западносимитской мифологической традиции, Бог сначала сотворил
первого человека Адама и первую женщину Лилит из праха земного. Лилит
оказалась капризной, отказывалась повиноваться мужчине и пыталась овладеть
Адамом сверху, а когда он воспротивился, бежала. Адам пожаловался Богу, и
посланные на поиски беглянки ангелы нашли ее на берегу реки в неистовом
экстазе совокупляющейся с сразу с несколькими демонами. В наказание Бог
проклял Лилит, саму превратил в демона, преследующего мужчин и детей,
врага семейной жизни. А Адам получил новую, вторую жену Еву, сделанную
из его ребра и во всем покорную его воле.
Лилит олицетворяет женщин из нимфейских сообществ, управлявших
жизнью архаического общества на основе материнского права. Попытки
мужчин установить свое господство приводят к сопротивлению, бегству,
оргиастическим союзам с «демонами» – представителями ритуальных мужских
братств, прятавшихся в лесах, на берегах рек и в горах. Отказавшись от новой
формы брака, Лилит стала врагом новой семьи Адама, как лемносские
женщины – враги новых жен своих прежних любовников. Сам же Адам,
подобно мужчинам периода перехода к патриархату, изгнавшим или убившим
своих прежних, непокорных женщин, получает новую жену-рабыню,
произошедшую из него и во всем зависимую от его желаний.
УМИРАЮЩИЙ БОГ
(КАСТРАЦИЯ)
ПЕРЕХОД ОТЦА В СЫНА
* * *
Мальчик, рожденный Главной Жрицей коллегии нимф, считался священным и должен
был немедленно, разорванный в клочья, вернуться обратно в борозду, из которой вышел.
Позднее появился обычай жертвовать вместо ребенка мужского пола теленка или козленка,
завернув его в детские пеленки и надев ему на копыта сандалии.
* * *
Период перехода от человеческой жертвы к животной сопровождался
ритуальным уподоблением скотины ребенку и ребенка скотине. Один из таких
обрядов – питье воды из коровьего (козьего) следа или чаши-копытца –
зафиксирован в сказке «Сестрица Аленушка и братец Иванушка». Посредством
этого ритуала человеческая душа как бы переселялась в тело животного,
которое и приносилось в жертву. В сказке сестра уговаривает брата не пить из
копытца, т.е. не становиться жертвой. Затем Баба Яга, исполняющая роль
жрицы, либо пытается зарезать козленка, либо топит его, навязав камень на
шею. У водных источников приносились жертвы женскому божеству Мокоши,
с которыми связан другой сказочный сюжет потери девушкой веретена во время
мытья в колодце и прыжка за ним.
* * *
По легенде, Зевс, придя к власти, кастрировал своего отца Кроноса, якобы пожиравшего
своих детей, чтобы тот больше никогда не мог произвести потомство. Согласно преданию, для
кастрации был использован золотой серп, позднее выставленный в храме Зевса на Корфу.
* * *
Вероятно, первоначально кастрация Кроноса – возлюбленного
Триединой Богини с острова Крит – была делом ее рук и лишь позднее стала
приписываться Зевсу. Как и в случае с убийством порождаемых Реей детей,
съедение которых приписывалось Кроносу. Первоначально же Богиня ежегодно
в знак своего плодородия рождала в Диктейской пещере на Крите дитя
мужского пола и разрывала его, укладывая куски мяса в борозду. Подобная
позднейшая смена ролей могла произойти и с историей о кастрации Кроноса. Не
Зевс первоначально выступал в роли кастрирующего, а сама Богиня-Мать. На
эту мысль наводит орудие – золотой серп. Золото и серповидная форма –
признаки Луны, т.е. Триединого женского божества.
Ритуальная кастрация практиковалась именно в храмах Деметры, богини
полей, чьим символом тоже был серп. В ее святилищах желавшие служить
богине юноши сами отсекали себе гениталии. Впрочем, при условии что Сын и
Отец – одно, Зевс, кастрируя Кроноса, тоже как бы оскопляет сам себя.
Сам обряд кастрации, первоначально понимаемый как отказ от мужской
сущности и магическое превращение в женщину, не мог быть угоден божеству-
мужчине. Только на профаническом уровне олимпийского культа кастрация
Кроноса стала восприниматься как освобождение Богини-Матери от ее первого
нечестивого любовника.
Могла быть и другая параллель. Зевс, захвативший Богиню, делает ее
своей женой, изгоняет и даже кастрирует ее любовника. Ахейцы захватываю
нимф, служивших богине, изгоняют их мужчин-пеласгов, а, возможно, и
кастрируют часть из них, застав за ритуальными оргиями со своими новыми
женами.
* * *
В Дельфах в кругу поклонников Аполлона бытовало пророчество, будто рано или
поздно Ароллон, объединившись с Триединой Богиней, кастрирует своего отца Зевса, так же
жестоко, как Зевс некогда Кроноса, и использует для этого тот же самый золотой серп из храма
Зевса в Гелллиосе на Корфу.
* * *
Этим пророчеством ретроспективно подтверждается роль Триединой
Богини в кастрации Кроноса. Для классической Греции времена торжества
Аполлона над Зевсом никогда не наступили. Девизом Феба стало изречение:
«умеренность во всем». Однако для мифа вообще не характерно понятие
времени – все уже произошло и еще только произойдет. Поэтому нет ничего
удивительного, что встречались места, вроде Пантикапея, где истовое полисное
почитание Аполлона Иетроса, давшего в дидимском святилище благословение
ионийцам на колонизацию Эвксина, сочеталось с неистовым сельским
поклонением Деметре как важнейшей ипостаси Великой Матери. Зевса же как
бы не было. Вернее его культ оказался далеко не из самых популярных. Словно
уже настало время торжества Аполлона и Триединой Богини.
* * *
Культу светоносного Феба тем легче было закрепиться на землях, где
веками еще до прихода греков почитали его сестру-близнеца Артемиду под
именем Девы.
* * *
Деметра обычно изображалась в одной руке с серпом, а в другой с
пучком срезанных колосьев. Колосья в данном случае эквивалентны фаллосам.
Символический смысл происходящего обряда – вечное повторение цикла
оплодотворения земли и возрождения жизни. Младенца мужского пола или
юношу разрывают на куски и, смешав с ячменем (зерном), кладут в разверстое
лоно земли. Через полгода он возрождается из земли, прорастая из нее
фаллосами колосьев, которые жнут серпом по осени.
* * *
Погружение Персефоны как ипостаси Великой Матери в аид на
холодное время года необходимо для того, чтоб богиня пребывала там со своим
опущенным под землю возлюбленным. Это подтверждается легендой об
Адонисе, прекрасном юноше, возлюбленном Афродиты, который был растерзан
на охоте вепрем, пролил в землю свою кровь и, попав в мир мертвых, стал там
возлюбленным Персефоны. Поскольку Афродита и Персефона – суть только
разные ипостаси Триединой Богини, то царственная возлюбленная пребывала с
юным «богом» и на земле под солнцем, и когда он опустился под мрачные
своды аида.
Из крови Адониса, как и положено, из священной крови зарытой в
землю жертвы, проросли алые цветы анемоны. Вепрь – символ Ареса, а о его
тесной связи с Богиней мы уже говорили, следовательно в убийстве Адониса
Триединая Великая Мать играет столь же важную роль, как и в любви к нему.
* * *
Сначала, после прихода ионийцев и эолийцев в Грецию, Зевс был признан только
сыном Триединой Богини. Лишь ахейцы сделали его мужем Богини-Матери и использовали
рассказ об убийстве Кроноса – ее старого возлюбленного. Так Сын превратился в Мужа
собственной Матери.
* * *
В период установления нового культа – перехода Зевса из положения
сына в положение мужа собственной матери – в Греции могли практиковаться
ритуальные уподобления – браки между сыном и его матерью (иногда просто
более молодой женой отца, иногда просто главой материнского рода).
Отголоском стал миф об Эдипе, выросшем далеко от дома, случайно убившем
отца и женившемся на родной матери, посредством чего приобрел царский
титул и власть над ее землями.
БОЖЕСТВЕННЫЙ АНДРОГИН
Для того, чтоб сотворить, буквально родить, мир божество должно
обладать качествами обеих полов. Пока мужское и женское начала пребывают в
соединении, божественный андрогин абсолютно самодостаточен. Сочетая
сущность обоих полов, он на самом деле беспол -- не является ни тем ни другим
и обречен на пассивность. При громадных потенциальных возможностях
андрогин совершенно фигиден. Чтобы начать акт творчества и перейти в
активное состояние ему необходимо разделиться на две противоположности. И
тогда, преодолевая трагический разрыв, он начинает действовать. Само
творение мира – есть способ преодоления космической драмы распада
андрагина на два пола.
* * *
Первоначальное, ахейское имя Зевса – Дий, его первой женой, до насильственного
брака с Герой, была Диона.
* * *
Перед нами единый бог, раскалывающийся на две половые ипостаси, как,
возможно Гера и Гермес. Зевсу удается самому родить Афину только потому
что он сохранял рудиментарные черты ахейского Дия, у которого была первая
жена Диона, т.е. ранее он был единым андрогинестическим богом,
проявлявшимся в двух разных ипостасях – женской и мужской. Именно
благодаря наличию женской ипостаси Дионы, негласно присутствующей в
Зевсе, глава олимпийского семейства может обойтись без своей второй жены
Геры при производстве потомства.
* * *
Тождество Геры и Гермеса подтверждалось еще и тем, что во время
свадебного обряда 12 подруг невесты водили хоровод вокруг гермы – символа
Герскса -- и пели песню в честь Геры. 12 -- одно из священных чисел Триединой
Богини. Хоровод – ритуальный круговой танец, символически изображавший
небесное светило – первоначально Луну, затем, после торжества мужских
культов, Солнце. Круг, изображал женский символ, а торчавшая посреди него
фаллическая герма – мужской. Таким образом танец, имитировал соитие
молодых, священный брак, оплодотворяющий землю и, наконец, обретение
полного совершенства в слиянии двух противоположностей – объединение
разделенного на двое божества в божественный андрогин, который одинаково
может быть выражен и кругом священного хоровода, и фаллической гермой, и
выпеченными из теста фигурками зверей с гипертрофироваными генеталиями, и
ритуальным состязанием пирующих на свадьбе гостей, кто отпустит самую
нескромную шутку.
* * *
Нимфы соблюдали культы прекрасных юношей, рано погибших из-за любви к ним
богинь (ипостасей Великой Матери). Среди них известен и культ Атлания, сына Афродиты и
Гермеса, который был первым гермафродитом и в которого из-за его красоты и абсолютного
совершенства был влюблен весь мир.
* * *
Ибис посвящен египетской богине Луны Исиде.
* * *
Исида, известна в средневековой тамплиерской традиции как «Изис».
Это покойная возлюбленная некоего «благородного рыцаря», который,
обезумев от горя при известии о ее смерти, разрыл могилу и овладел мертвым
телом женщины. Через год она произвела в могиле т.н. «Мертвую голову»,
которая стала талисманом своего несчастного отца, а затем и ордена
тамплиеров, давала разумные советы и пророчествовала. «Мертвая голова»
символизировала Луну и иногда изображалась как отрубленная голова Медузы-
Горгоны с волосами-змеями.
В названиях «ибис» – «Изис» присутствует звуковая замена. Согласно
египетской мифологии ибис был также и птицей бога Тота, птицеголового
покровителя тайных знаний. Древние греки считали, что у ибиса
«отвратительная привычка» засовывыть свой изогнутый клюв себе в зад, чтобы
прочистить желудок. Это имитация анального полового акта, столь важного в
магическом ритуале для возбуждения магического огня, пронизывающего
позвоночный столб.
Покровительствуя тайным знаниям и имея один и тот же звериный
символ – птицу мудрости, Исида и Тот в данном случае выступают разными по
полу ипостасями единой божественной сущности, ориентированной на
посвященческие мистерии.
Египетская Исида носила на голове коровьи рога и круглый диск Луны.
Греческая Гера тоже волоокая богиня-корова, имеющая одним из своих
символов Луну. Тоту в греческой традиции соответствует Гермес, чей культ,
как божества потаенной мудрости в эллинистическом Египте слился с культом
Тота и впоследствии превратился в знаменитого Гермеса Трисмигиста
алхимиков. В данном случае мы видим двуединое божество, слитое из мужской
и женской ипостасей.
* * *
В Индии Богиня Прародительница часто во время обряда выступает по
отношению к своим жрицами в мужской ипостаси, лаская их йони.
АНДРОГИНИЗМ ЦАРСКОЙ ВЛАСТИ
Скипетр – мужской символ, щит (позднее держава) – женский. Женское
значение щита усиливалось еще и распространенным в Греции изображением
на нем головы Горгоны с высунутым языком. Именно такой рисунок был
выкован на золотом царском щите из Микен. Микенский же «скипетр Персея»
венчала голова собаки – намек на Гекату и конечное подчинение мужского
начала Великой Богине-Матери. Держа в руках такие символы, царь играл роль
двуполого божества – совершенного андрогина. Поэтому, подсознательно
ощущая мистическую самодостаточность владыки, народ очень часто
проявляет необъяснимую с точки зрения обычной логики нелюбовь, когда
супруга государя слишком явно обнаруживает свое присутствие рядом с ним.
Ей нет места в устойчивой мифологической схеме. Женой по отношению к
царю выступает «земля», «страна», «народ» в целом.
Разные культурные традиции по разному разрешали это противоречие.
Андрогинизм царской власти проявлялся у одних народов в том, что они, не
перенося появления рядом с государем его официальной супруги, с одобрением
относятся к любовным связям государя как к проявлению его сущности
оплодотворяющего землю бога. Это весьма архаичное представление. Другие,
например, в Западной Европе не считали короля законным, ели рядом с ним на
престол не всходила королева. Этот взгляд хорошо выражен в знаменитой
формуле: «без королевы нет короля», которую выкрикивали разгневанные
Лондонцы Георгу IV, пожелавшему разойтись с довольно распутной супругой.
Попытки просвещенных российских императоров перенести элементы
подобной, чужой, ментальности на русскую почву не удались именно потому
что апеллировали к наиболее архаичному пласту представлений о сакральности
власти. А такой пласт не подлежали реформам. Последний российский монарх
Николай II должен был, согласно установленным еще Павлом I
законодательным нормам, жениться прежде чем взойти на престол. Поскольку
ритуал коронации, как в Европе, предусматривал наличие супруги рядом с
государем. Однако позднее, уже в годы царствования подчеркнутое
«присутствие» Александры Федоровны в государственной жизни вызывало
подсознательный протест.
* * *
Женщина-царица осознавалась совершенно иначе, она как бы принимала
на себя роль живого образа Великой Богини-Матери (Отсюда титулы
Екатерины II, а до нее и Елизаветы Петровны «Великая и Премудрая мать
Отечества), Связи властительниц с меняющимися время от времени фаворитами
на уровне мифологического сознания воспринимались как история об
умирающем и вновь возрождающемся молодом боге, возлюбленном Великой
Матери. Любовники, как жрецы, лишь служили богине.
* * *
Впрочем, андрогинизм царской власти проявлялся и по отношению к
царицам. Так, в Египте женщины-фараоны, например, Хотшепсут, носили все
атрибуты своего сана, положенные мужчинам, в том числе и золотую
накладную ритуальную бороду.
СКИФСКИЙ ЛУК
В захоронениях скифов находят множество наконечников стрел (до 1000
в одном погребении). При чем это оружие хранится как в мужских, так и в
женских и иногда даже детских могилах. Однако самих знаменитых скифских
луков нет нигде. Их форму и размер восстанавливают по изображениям на
керамике. Археологи считают, что отсутствие лука в могиле вместе с покойным
имело ритуальный смысл.
Сктфский лук описывается современниками как ущербная луна. Этот
предмет, как и всякое оружие, плотно связан с религиозными и итифалическими
символами. Походя на убывающую луну, он, подобно подкове, был
пиктограммой Лунной Богини в ее ипостасях -- нарождающейся луны
(Афродиты) и умирающей (Персефоны) одновременно, т.е. Девы, несущей
смерть.
Натянутый лук символически уподоблялся кругу (полной луне) или
ромбу – древним символам отверстого женского полового органа. Спущенный
лук – треугольнику – столь же древнему девическому символу – закрытой
вагине.
Стрела, напротив, как и меч – мужской фаллический символ. В этом
случае натянутый лук со стрелой символически равнозначен ромбу с точкой
посередине, интерпретирующемуся как оплодотворенная женщина и засеянное
поле. Лук с наложенной на него стрелой, таким образом, превращается в идеал –
соединение двух начал, женского и мужского. Его символическое выражение –
ромб с точкой, т.е. оплодотворение мира.
Это оружие одновременно могло быть как женским, так и мужским. Из
небольшого по размерам скифского лука стреляли и всадники, и всадницы.
Поэтому кочевницы широко участвовали в военных действиях. Вероятно, на
первоначальном этапе лук, как символ Матери, клался в погребения, но с
победой отцовского права и «мужской» религии в могилах щедро появляются
мужские символы – наконечники стрел.
Будучи сочетанием символов обоих полов, лук превращался и в
андрогинистический символ. Не даром и Артемида Охотница и Аполлон оба
лучники. Более того, они брат и сестра, близнецы с одним и тем же лицом.
Правда, один олицетворяет Солнце, а другая – Луну. Здесь заметны следы
слияния в прежнее андрогинистическое божество, могущее проявляться в двух
ипостасях – мужской и женской.
* * *
Лук принадлежал сыну Афродиты от Ареса -- Эроту (римскому Амуру).
Афродита, олицетворяющая безумную любовь, и Арес, олицетворяющий
безумную войну – образы безудержных страстей. Вместе они тоже
представляют собой раздвоение на разные полы одной ипостаси Богини
Матери, в котором она являла миру оргиастическое буйство (менадизм) и
боевую одержимость (берсеркерство).
Кроме того, у Афродиты от Гермеса (еще одной ипостаси Геры) есть сын
Гермафродит – прекрасный юный бог абсолютного совершенства, чье
существование есть намек на андрогинистичность другого ребенка Афродиты –
Эрота, вооруженного луком.
* * *
Если согласиться с идеями о пиктографической трактовке
древнегреческих изображений и легенд, то возможно более глубокое прочтение
истории сыновей Геракла (Торгетая) от скифской змееногой богини Ану.
Покидая Ану, Геракл оставил сыновьям свой лук и сказал, что наследство –
власть, земли и царский титул – получит тот, кто сможет этот лук натянуть.
Принимая лук за женский символ, легенду можно проинтерпретировать
так. Торгетей сказал сыновьям, что в наследство войдет тот, кто «натянет лук»,
т.е. овладеет змееногой женщиной, прежней женой Геракла и своей матерью.
Эта история отражает очень древние представления: вождем мог стать тот из
мужчин рода, кто овладеет «матерью» (не обязательно кровной), просто главной
женщиной рода, жрицей. Передача власти мужчине осущетсвлялась через
женщину. Отсюда обычай править «от имени жены-царицы». Единственным
способным «натянуть матери лук» из сыновей Торгетая оказался младший
Скиф.
* * *
Половое значение лука подчеркнуто и в «Одиссее». Пенелопа говорит
женихам, что ее мужем, следующим царем Итаки станет тот, кто натянет лук
Одиссея – в переносном смысле тот, кто овладеет самой Пенелопой, сможет
править Итакой. В данном случае Гомер прямым текстом и в пиктографической
форме говорит одно и тоже.
В сцене, когда Одиссей из своего лука стреляет через кольца 12
критских топоров-лабрисов (оружия Богини-Матери, отсекающего мужскую
плоть) вернувшийся царь закрепляет свою власть мужа и мужчины, эмитируя
половой акт (стрела-фаллос проходит через кольца). Таким образом Одиссей
попирает как прежнюю женскую власть на Итаке, существовавшую до его
возвращения, так и власть Триединой женской богини вообще.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Многие символы Великой Богини-Матери, такие, например, как белые
лилии критской Реи, близки к христианским символам Богородицы – Девы
попирающей Луну и облаченной в Солнце. Подчеркнем, автор говорит здесь о
близости используемых верующими символов и даже обрядов, но далеко не о
тождестве христианской Девы Марии с древним женским божеством. Вероятно,
укутывать новое, тревожную для мира Откровение уютнее было в привычные
жесты, цвета, светила… Во всяком случае, на огромном пространстве
Средиземноморского культурного ареала культ Пречистой Девы Марии часто
подменялся культами т.н. богородиц с черными ликами. И многие, весьма
продвинутые адепты мистерий Великой Матери не видели в этом противоречия.
Почему это произошло? Древние мистерии, сохранявшие тайную веру
Триединой Богини оказались идейно близки некоторым моментам
христианского вероучения. Участники эзотерических братств находили много
общего в идее жертвенного материнства Богородицы, ради спасения Мира,
тому, что они знали о культе Великой Богини-Матери.
К концу римского язычества очень мало кто из верующих не состоял в
том или ином духовном сообществе, практиковавшем посвятительные
мистерии, ради посмертного спасения души. Официальный римский пантеон с
сонмом обожествленных императоров и множеством мелких племенных
божков, вошедших в него после покорения той или иной провинции, не
удовлетворял взыскательных мистических вкусов зрелого эллинизма. Сложное,
культурно утонченное, пресыщенное общество поздней империи находилось на
грани духовной истерии и подошло к трагическому осознанию собственной
грязи и нравственного падения. Оно более чем нуждалось в надежде на
очищение, если не государственное, то хотя бы личное. Нуждалось в
доказательстве жизни вечной.
Отсюда проистекал интерес к древнейшим архаическим культам, почти
поголовное обращение римских граждан к Исиде. Однако эзотерические знания
древности лишь отчасти заполняли разраставшуюся духовную пустоту и
отчаяние, поскольку наивная жестокость архаики уже не воспринималась
верующими как норма религиозного поведения. Напротив, она выглядела в их
глазах как кровавое извращение, посредством которого душа может стряхнуть
состояние скуки, излишней цивилизованности, учености и предстать в
состоянии первобытной простоты, осознающей свою глубинную связь с
Природой. Однако этого было мало. Мистериальные оргии приносили забвение
или прозрение, но не очищение.
Новая вера передавала римскому обществу религиозные доктрины,
хорошо знакомые большинству посвященных в мистерии. Однако теперь эти
доктрины трактовались иначе, они были освобождены от темной стороны
культа Великой Матери. Жестокие ритуалы лишь полунамеком, символически
проскальзывали в обрядах и были полностью очищены от насилия над жертвой.
Это произошло, благодаря Великой жертве Богом самого себя, после которой
любая другая жертва теряла смысл.
Поэтому целый ряд христианских идей не был уже знаком в Риме и его
обширных колониях. Зерно новой веры падало на почву, подготовленную
мистериями Великой Матери и в ней давало причудливые ростки. Тот простой
факт, что события евангельской истории происходили буквально «на глазах», а
мистерии говорили о делах отдаленного, даже не исторического прошлого,
легко переживался мифологическим сознанием верующих, т. к. миф не знает
понятия «время» и находится в состоянии «вечного возвращения», т.е.
повторяет самого себя.
Если низшие, наиболее обездоленные слои римского общества приняли
милосердную веру в Спасителя и обрели утешение, то сложная теософская
сторона новой религии оказалась приемлема для самых утонченных и
образованных представителей аристократии, посвященных в те или иные
эзотерические сообщества. В этом смысле христианство стало не только
«религией рабов», но и «религией царей».
Сопротивление римского общества новой религии сильно преувеличено.
Страшные гонения на христиан времен Нерона и Диолетиана отражают
правительственную политику, а не общественные настроения граждан.
Жестокие акции против приверженцев новой веры были спровоцированы
сторонниками конкурирующих культов, заинтересованных в сохранении за
своими божествами и храмами многочисленных жертвователей. А ряды
последних с появлением христианства начали таять, поскольку новая вера
предлагала спасение более приемлемым, т.е. менее ужасным, лишенным
древних изуверств путем, чем культы Исиды, Астарты или Кибеллы,
процветавшие в Риме.
Теперь Жизнь Вечная достигалась просто верой. При чем спасение
предлагалось не избранным, посвященным, а всем желающим. Достаточно
согласиться принять Бога и Бог примет тебя с любовью и радостью, как давно
потерянное дитя. В этом смысле христианство, как отмечал Р. Генон, несло
строго засекреченные откровения для всех. Оно стало эзотерической тайной
сектой, вдруг вывернутой наизнанку и охватившей весь мир – всю римскую
ойкумену.
Как это ни парадоксально, но для сторонников культов Великой Матери,
перешедших в новую веру, христианство, не смотря на внешнюю
патриархальность, воспринималось как долгожданная победа их древней,
правильной веры, неожиданно превратившейся из сокровенного тайника
немногих в достояние всех.
В колониях, где культ богинь-прародительниц никогда не умирал и даже
не уходил в подполье, такая аналогия была тем более очевидна. Поэтому порча
многих ритуальных античных памятников была направлена христианами-
неофитами, главным образом, против тех элементов древних культов, от
которых освобождала новая религия. Например, против предметов пластики
откровенно оргиастического, сексуального характера. Или орудий
жертвоприношений. Поэтому скульптура Деметры со стесанным лицом в
первые века христианства в Крыму вполне могла стать объектом поклонения
верующих, подобно европейским мадоннам с темными ликами.
Пострадать же статуя могла гораздо раньше, в период всплеска
патриархальных верований на Боспоре. Во II – III вв. нашей эры в Пантикапее
появилось множество предметов, украшенных изображениями египетских и
малоазийских богов Сераписа, Исиды, Гора, Анубиса, Аттиса, Митры, а также
восточными астральными символами. Широкое распространения получили
различные магические верования. Найденные археологами изображения этих
божеств и магических амулетов низкого качества, т.е. предназначались для
бедных слоев населения. Что говорит о глубоком внедрении простейшего
колдовства. При царице Динамии в I в. были официально введены культы
Исиды и Гора, которые наряду с культом Кибеллы сопровождались
мистериями.
Тогда же в столице Боспора появляется новый культ, как бы
противостоящий описанным верованиям. Это культ безымянного Бога
Высочайшего, Внемлющего. Разные исследователи видят в нем переплетение
греческого Зевса и иудейского Яхве, соглашаясь на том, что Высочайший
испытал влияние религиозной практики иудаизма. Вокруг этого культа в
Пантикапее, Горгрппии, Танаисе существовали специальные мужские
объединения (фиасы). Судя по надписям, в такие объединения входили знатные
люди – чиновники и царедворцы – следовательно новый монотеистический,
патриархальный в своей основе культ имел сильных влиятельных сторонников.
Прежние боги отодвигались на задний план, хотя внешне их продолжали чтить.
На акрополе Пантикапея стояли памятники Деметре и Матери Богов. Возможно,
в сложной религиозной обстановке, когда монотеистический, весьма строгий
культ Высочайшего, соседствовал с откровенно оргиастическими мистериями и
уличным магизмом, от рук разгневанных «фиаситов» пострадала и статуя
Деметры.