Алексей Сидоренко
ДЕДУШКИН СОН
Рассказка.
Посвящается известно кому – кто спит и видит...Трубы, я слышу трубы - кто зовет нас ?
Дедушка Митрич жил на окраине. На окраине чего, правда, он вспоминал с большим трудом - из-за немилосердно прогрессирующего склероза; но, если находился вдруг какой-нибудь товарищ, желавший знать дедушкино местожительство, тому Митрич гордо заявлял, нахмурив брови и размахивая бородой: "На окраине я живу, на окраине, чего привязался?". И уходил прочь - в свою полуразвалившуюся избу, в сарай с проваленной крышей, или на колодец, где вовсю резвились лягушки и какие-то зверьки, разглядеть которых дедушка не мог, ибо всегда оставлял дома очки -так как боялся уронить их в воду. Жил он так себе, потихоньку, пока не приключилась с ним эта история... Решил однажды Митрич отметить праздник. Правда, какой именно, он так и не вспомнил, но отметил его хорошо. Попил он с друзьями портвейна, да и пошел к себе. То есть, на окраину, да только почему-то быстро устал и решил прилечь отдохнуть. Прямо на улице, под забором. Точнее сказать, в канаве под забором, ведь именно в том году городское начальство решилось провести на окраину водопровод - поэтому всюду валялись трубы - большие, прямые, кривые и маленькие, а по улице стало невозможно ходить из-за накопанных ям и канав. Добрался Митрич до канавы, улегся в нее, свернулся калачиком и решил вздремнуть. А тут, как назло, пошел мелкий дождичек. И спящего дедушку сначала намочил, а потом и вовсе разбудил. Проснулся Митрич и видит - еще не отдохнул как следует. Поэтому, решил продолжить - и заполз в рядом лежащую трубу. Была она кривая и, как показалось дедушке, расширялась, а стенки изнутри все в каких-то бугорках. "Какая интересная труба", - подумал Митрич, укладываясь калачиком и снова засыпая. И приснилось ему... И приснилось ему, что сидит он на земле, весь в пыли, а вокруг люди какие-то ходят, весьма странные, да еще и бормочут что-то непонятное, за дедушку постоянно цепляются. Огляделся тут Митрич и видит: сидит он в центре большой площади , а вокруг базар происходит, и поэтому все торгуют - кто зайцами, кто тыквами, а один мужик - верблюдом. Солнце с неба так и печет, взмок весь Митрич, приподнялся, халат распахнул на груди - откуда на нем оказался халат, дедушка не знал - и говорит мужику с верблюдом: "Браток, дай чего-нибудь испить, а то от жары вашей в голове так и трещит". Тут мужик на него уставился, как солдат на вошь, а потом как закричит: "Разве ты - Великий Евстахий, чтобы на тебя тратить драгоценную воду? Люди, он глумится над нами !"- и руками замахал так сильно, что маленький ветер поднялся и глаза дедушке запорошил пылью. Протер Митрич глаза и видит: базар прекратился, все своих зайцев куда-то попрятали и окружили его плотным кольцом. "Э, народ, вы это чего, совсем перегрелись?"- это, значит, им Митрич говорит. А народ, как обычно, безмолвствует, а некоторые в дедушку камнями кидать стали - никакого уважения к старости. Тогда обругал их Митрич по- окраинному и проснулся. Глядит - а пиджак у него весь в дырках от острых бугорков и в пыли, непонятно откуда взявшейся. "Ходу отседова, ходу! "- крикнул тогда Митрич и выполз наружу. Выполз и чувствует, что рановато будет. Не отдохнули его душа и тело, да и дождь продолжается. "Это мне плохая труба попалась’’, - подумал Митрич, выбрал трубу побольше да поровней, да снова спать улегся. И опять дедушке что-то приснилось, довольно-таки странное. Приснилось Митричу, что все пространство вокруг него сильно раскачивается. Поэтому ничего нельзя было понять. Потом огляделся дедушка по сторонах и понял, где находится. А находился он в каком-то скворечнике, узорном и нещадно раскачивающимся, так как располагалась вся эта конструкция на спине у слона, куда-то мчавшегося бешеным галопом. Слон был совсем не страшный, и Митрич искренне недоумевал, почему какие-то мелкие людишки с громкими воплями разбегаются в разные стороны. Дедушка огляделся по сторонам еще раз, более тщательно и сумел разобрать ряд подробностей, не замеченных ранее. Одет был Митрич в странный плащ без пуговиц и железную рубашку, на голове красовалась металлическая посудина, напоминавшая чашку. В правой руке оказалось короткое копье, которым было удобно колоть слона в шею, в левой - нога дикого степного индюка, наполовину объеденная. Крыша скворечника отбрасывала на дедушку прохладную тень, ветерок шевелил его всклокоченную бороду, сзади грохотали еще штук пятьдесят таких же животных - в общем все было хорошо. "Лепота!"- сказал Митрич про себя и еще прибавил слону скорости - а то плетется, словно на похоронах. И увидел тут дедушка стенку. Большую такую стену, добротную, кирпичную, высокую. "Мне. бы такую в мою избенку", - подумал Митрич, а слон его тем временем нагло взял и остановился. Стенка оказалась городской стеной, высокой и бескрайней, а наверху маячили какие-то рожи и гнусно кривлялись. Митричу все это сразу не понравилось. Махнул он тогда левой рукой и ... И запели тогда злобные дудки, и обрушилась эта противная стенка. И был огонь, и была победа. Правда, непонятно над кем. Въехал Митрич на главную площадь, глядит - а там уже ждут его. Он их сразу признал - особенно того мужика с верблюдом. Стоят все на коленях, руки протягивают, да все норовят своих зайцев облезлых под ноги слону подбросить. А тут еще видит дедушка какого-то мужика в белом плаще и чудной шапке, с рыжей бородёнкой. Стоит он на пестренькой приступочке и ручонками размахивает. "Я, говорит, великий и солнцеподобный царь Хаммурапи. Почто ты, чужеземец, мой город порушил, людей моих обидел?" Тут Митрич приподнялся, гордо подбоченился, да и говорит: "Разве это люди? Дерьмо у тебя, царь, а не люди! Пришел я сюда с окраины, чтобы вас всех покарать! Вот народец твой признал меня! Негоже вам камнями жаждущего побивать! Вспомнил! "- и грозно им всем пальцем погрозил. И понял тут Хаммурапи, что уел его Митрич. И признал он дедушкину правду. "Истинно так, о божественный сын! ",- завопил он, падая в гнусный прах, -"Воистину так, ибо народ мой бессмысленен до неприличия. И что бы ни затевал я в делах своих, ни в чем не добиваюсь я их полного подчинения! А пришел ты, и гляди, все они в прахе валяются, дары тебе подносят, а на меня и не глядят. Велик ты, а я ничтожен! Так приди и будь их царем. А что касается дома отца твоего, то каюсь не уследили, не уберегли ",- и рукой за спину себе показывает на какие-то развалины, совами засиженные. Рухнул тут Хаммурапи в прах еще раз и все норовит дедушкины ботинки поцеловать. "Непорядок, однако", - нахмурился Митрич, -"Что же вы, сволочи, отца моего не чтите?" "Приказывай все что угодно!" - это, значит, народ голос подал, -"Все выполним, только не губи нас, грешных и убогих!" "Ладно, уговорили, - смягчился дедушка, - Только, чур, слушать меня во всем! И вот мой первый приказ... " "Бубуммм !!!" - раздалось тут внезапно над головой Митрича. Проснулся он, поднял голову и видит - над ним труба, наступило утро, уже рабочие пришли водопровод строить. Вот один из них дедушку кувалдой и разбудил. Выполз Митрич на свет божий, отряхнулся, по-свойски обругал рабочих, да и пошел домой. Только трубу эту пометил хитрый дедушка кусочком белого камня. И как пришла ночь, взял Митрич тачку и привез ее в свою избу. Лежит теперь труба в избе, рядом со стенкой дырявой. И теперь, когда у хозяина разыгрывается мигрень, или на улице бушует нелетная погода, заползает Митрич с подушкой и одеялом внутрь, да и спит там. И во сне царствует. Правда, иногда замечает он, что если слишком сильно тянет сквозняком из многочисленных щелей, труба как-то странно начинает гудеть, и трясутся и раскачиваются стены его избенки. Но ничего, привык уже дедушка к подобным штучкам. Берет тогда он ведра и уходит на колодец. Кстати, водопровод на окраину так и не провели, ибо местные оборотистые мужики растащили почти все трубы. Им в хозяйстве нужнее будут. Так что до сих пор ходит дедушка на колодец, где по-прежнему резвятся лягушки и зверьки. Зверьков Митрич уважает. И даже иногда чем- то подкармливает. 6-7 января 1994 года.
Б. Г. «Жажда».