ЭПИТАФИЯ СГОРЕВШЕМУ ЦИРКУ

14 апреля исполнилось 70 лет Московскому государственному ордена "Знак почета" историко-архивному институту, ныне входящему в состав тихо-незаметно умирающего конгломерата под названием РГГУ. Этот самый МГИАИ я имел неожиданность окончить в 1990 г. (хотя вообще-то совершенно не собирался этого делать, ни сном, ни духом не ведал до определенного момента).

Все это хозяйство в связи с юбилеем показали по телевизору и наговорили ему массу восторженных комплиментов. Я увидел почти забытые физиономии собственных преподавателей – как вполне уважаемых людей, вроде завкафедрой археографии А.Д.Степанского и некоторых других (лично мне приятных) господ профессоров, так и всякого рода недоразложившихся комсомольских опарышей, ныне в основном марширующих по кухням под знаменами "Яблока" с НТВ и мечтающих случайно найти где-нибудь на дороге миллион баксов.

Конечно, событие это ординарное, но опять же, так прямо и просится в воскресную проповедь о тщете всего сущего. И я ее произнесу. Предупреждаю: все остальное в большей степени будет понятно именно людям моего поколения и моего образования, то есть тем, кто закончил МГИАИ в 1989-1993 г. Хотя я, конечно, постараюсь "обобщить".

Если спросить среднего "россиянина", что он знает про историко-архивный институт, то можно услышать: ну ясно, это оплот демократии, афанасьевцы, либералы и т.п. Меня это всегда задевало, так как было чистой воды ложью, навязанной всякими там "средствами массовой информации". Я злился, начинал оправдываться, но со временем стал понимать, что вся эта картинка весьма хороша для философских иллюстраций. Но начну, извините, с другой, более общечеловеческой картинки времен заката "перестройки".

Итак, Новгород, июль 1990 г. Мы, институтская компания, приехали посмотреть город (никто нас туда не тянул, не было никаких "практик", просто захотели и приехали). Новгородский кремль, по которому мы бродим. Жара. Почти в центре всего этого счастья стоит группа немцев, которым что-то объясняет экскурсовод. Около памятника Тысячелетия России, опершись на ограду, сидит грязный пьяный мужик и тянет "из горлА" дефицитную по тем временам водку. Экскурсовод (похоже, немец из числа бывших русских) говорит: "Восстановление церквей Новгорода – колоссальная заслуга советской власти. Еще до того, как (тут голос его делается тихим) город разрушили фашистские войска, (голос становится громче) здесь полыхала революция, бессмысленный и беспощадный русский бунт. Видите того пьяницу, который там сидит? От таких вот людей спасла традиционную русскую культуру и всю Европу советская власть".

Тогда это меня потрясло. Мое тогдашнее (щенячье) понимание действительности не могло смириться с подобным иезуитством. Я верил в "русский народ" и его "внутренние здоровые силы". Поэтому такое наглое оскорбление моих религиозных чувств просто повергло меня в злобные размышления. Ни хрена себе, думал я – этак вот все к чертям разломать за какие-то десять послереволюционных лет, учинить войну с каким-то Гитлером и даже победить в ней ценой жизней и сломанных хребтов миллионов этих самых "русских пьяниц", а потом все валить на них же и выставлять себя спасителями человечества! Вот как мы встраиваемся в цивилизованный мир...

Это, на мой взгляд, и было главным содержанием горбачевской перестройки: войти в "цивилизацию", но так, чтобы основная масса населения получила хрен с маслом, а "спасители культуры и религии", потомственные большевики-ленинцы с Арбата, расселись бы на свои места в зале заседаний ООН, и начали вместе со всеми прочими "править миром".

Так вот, мы, студенты МГИАИ, по крайней мере, те из них, кто меня окружал, никогда не были "демократами" (за редчайшими и совершенно неприличными исключениями). С другой стороны, мы не были и "коммунистами". По-моему, защищать коммунистическую чушь и белиберду было уж совсем пОшло.

И вообще, до сих пор я убежден, что свободный обмен любыми мнениями, кроме непосредственно влекущих уголовные преступления – это главное в развитии общества. Дайте русским людям возможность болтать любую чушь (хоть бы и на кухне, но без опасности, что завтра вызовут в "первый отдел"), и они спокойно согласятся на ваши экономические эксперименты. Что, собственно, и произошло.

Коммунисты, растерявшие в 70-е гг. остатки разума, этого упорно не понимали. А когда поняли, было поздно. Посему мне их ничуть не жалко.

В институт я пришел в странном качестве. Уже в 17 лет я был твердолобым и пещерным антикоммунистом (коим во многом остаюсь и сейчас), но при этом, как уже сказал, почти вовсе не был "антисоветчиком". Как раз советская политическая и социальная система меня полностью устраивала и даже вызывала уважение. Я считал ее идеальной для нашей ментальности, надо было лишь кое-что подлатать. Но я не видел ровным счетом никаких заслуг коммунистической идеологии в создании советской империи. Скорее, последняя возникла вопреки ей и погибла из-за действий коммунистических идеологов типа Яковлева (и не надо мне говорить, что он "перевертыш" и "враг" – нет, он был последовательным коммунистом, только без наслоений "глубинного национализма").

И я, и мои друзья считали, что от коммунизма нужно как можно более быстро избавиться, заменив его чем-то иным. Какой-то версией "официальной народности", даже, может быть, "национал-социализма", "новой советской идеологии" (без Маркса и Ленина, но с максимумом здравого смысла). Но уж никак не "ленинскими принципами" и не "либеральной демократией". Все остальное, по нашему мнению, следовало долго и упорно совершенствовать. Именно таковы были задачи СССР на данном этапе его развития. Этот этап казался нам начальным. "Все впереди"...

В окружающем же мире все происходило совершенно по-иному. И на примере МГИАИ-РГГУ, можно сказать, мы увидели историю России последних 10-15 лет.

Скажем, наше институтское руководство сначала было твердолобо-коммунистическим (при ректоре Н.П.Красавченко), а потом стало "розово-демократическим" (при Юрии Афанасьеве). В этом смысле мы, в некотором смысле, заранее пережили трагедию советской системы.

При этом судить о нас по тому, что говорили господа из ректората, было бы весьма и весьма ошибочно. Все мы, те, кто закончил МГИАИ в 1989-1993 гг., были в массе своей патриотами (но не в том смысле, который вкладывает в это слово газета "Завтра") и прагматиками. Отчасти из-за того, что всегда находились в оппозиции своему руководству.

Сейчас, вспоминая те годы, я понимаю, что в нас все это время жила пресловутая "скрытая теплота патриотизма"(с)Лев Толстой. Мы любили ездить по России с палатками и рюкзаками, тем более, что тогдашние цены это позволяли. Мы любили родные пейзажи – приокские поля около Константинова, архангельскую суровую природу, невероятный, фантастический русский Крым, питерские дворы-колодцы, купола Рязани и Новгорода, селигерские берега, маленькие подмосковные чудеса. Нам нравилось смотреть в туманное лицо Родины. Мы наложили негласный запрет на употребление в своей среде популярного тогда выражения "эта страна" – и я горжусь тем, что никто из нас разу его не применил кроме как в ироническом смысле, высмеивая тех, кто говорил так всерьез.

Но вот пришли 1990-е, на наших глазах развалилась "империя", и мы оказались в чистом поле, на всех четырех ветрах.

Кончились пресловутые "антисталинские чтения" в историко-архивном. Неизвестный зарубил топором Александра Меня, который читал у нас лекции. Ректор Афанасьев умудрился захватить здание ВПШ и учинить там целый РГГУ. Началась "демократия". Под "перестройкой" подвели черту.

Наш бродячий цирк-шапито постепенно сгорал, только мы старались этого не замечать.

Самое смешное в том, что находясь в постоянной оппозиции к "демократическому" институтскому руководству, мы умудрялись периодически с ним сотрудничать по целому ряду вопросов, которые нам казались важными. Может, в этом и состоит парадигма "русской интеллигенции", и мы заслуживаем гневного осуждения со стороны каких-нибудь Великих Героев, но факт остается фактом – наша оппозиция никогда не была "глухой" и "непримиримой". Мы считали, что на власти надо направленно влиять. Вдобавок, мы верили в мудрость "крота истории".

Мы поступили в самые разные аспирантуры и начали ждать "благоприятного поворота событий".

Но его все не происходило.

В сущности, нас обманывали и попросту под шумок отбирали все. Наша стипендия с каждым днем падала, уменьшались зарплаты. Тем временем представители высшей администрации путешествовали по Парижам, покупая шубы за пять тысяч баксов, строили дачки и списывали новые фальшполы, чтобы толкнуть их каким-нибудь барыгам. Особенно этим прославилась одна ректоратская шишка, начальничек по кличке Пиг.

И в конце концов настал день, когда я окончательно расстался с РГГУ, где работал ассистентом кафедры – это было лето 1995 г., - поняв, что ловить здесь совершенно нечего. Ушли и почти все мои друзья. Признаюсь, мне было тяжело покидать вуз, где с чисто психологической точки зрения мне было приятно. К нам хорошо относились студенты, я и мои друзья любили свою работу. Но мы не отшельники и не оптинские старцы, так что пришлось податься в поход за деньгами.

И вот месяца этак полтора назад я "инкогнито" посетил это здание на Миусской площади и погулял по его этажам. Что я увидел? Как сердце во время инфаркта, весь РГГУ изнутри "некротизировался", омертвел. Где когда-то кипела жизнь, где на подоконниках сидели студенты, где за чашкой кофе обсуждались мировые проблемы, теперь образовались какие-то зоны смерти – "институты", "центры", "музеи", вход в которые был в основном наглухо закрыт. Там, где не победили "внутренние бюрократы", возникли полуразрушенные пространства, со стертыми и вспучившимися полами, грязные и безудержно печальные. Из спортивного зала сделали оргАнный, женский и мужской туалеты около памятника Альфонсу Шанявскому зачем-то поменяли местами, закрыли наше любимое кафе на пятом этаже (и даже все воспоминания о нем уничтожили)... Да и вообще – все здесь было чужим, жестоким и колючим.

Рухнуло и развалилось все, как мы и предсказывали. Сейчас, говорят, у РГГУ отбирают часть зданий. Что ж, этого стоило ожидать. Поделом...

Оголтелое демократическое руководство "афанасьевской цитадели" не вписывается в новые русские пейзажи. И, похоже, каток новых времен раздавит остатки сгоревшего цирка.

Ну да... Так и должно было быть. "Крот истории" все-таки оказался мудрее нас, и это радует.

Но мы никогда не забудем этот самый цирк, из которого мы все вышли вполне нормальными людьми.

Никто из нас не приватизировал нефтяные прииски, не стал директором банка и не прошел в депутаты Госдумы. Это делали ребятки из МГУ, МВТУ и из зон Магадана.

Но никто не стал и бомжом, алкашом, недовольным всем и вся ворчуном. Мы все более или менее устроились в этой странной жизни.

Однако мы навсегда получили странный урок, который, вероятно, более ценен, чем приватизация вышек. Для нас стала ясна главная составляющая всех популистских идеологий. Мы научились мыслить самостоятельно, что в СССР вообще было редкостью. Мы, несмотря ни на что, остались русскими людьми.

"Трудом праведным не наживешь домов каменных" – это вполне по-русски. Это мы поняли. Но это не означает, что мы должны отказаться от своей "особой судьбы" в пользу "домов каменных".

Потому что мы поняли еще одну простую вещь: время работает на нас.

"Крот истории" есть, и он копает в правильном направлении.

Все равно, скорее всего, настанет день, когда все так или иначе будет нашим.

От русского приговора еще никто не уходил.

Вот и цирк догорает. Как мы и предсказывали...

И вся их конструкция тоже сгорит, в конце концов.

А мы придем и построим новую.

А как же еще-то? По-другому и быть не может.

(с) Вадим Нифонтов