Идея этих заметок статьи возникла у меня еще в конце 1999 г., когда мой хороший друг Элиезер Воронель-Дацевич познакомил меня с статьей К.Крылова «Россияне и русские». Выдвинутая Крыловым концепция производила впечатление почти гениальной. Во всяком случае, она обладала необходимой степенью «идеологической тотальности» для того, чтобы объяснить все на российском уровне нашей реальности. (Как это делают последователи фрейдизма и марксизма).
         Я настоятельно рекомендую всем читателям найти эту статьи в «Интернете» (где-то она еще «висит»). А для особо ленивых сообщу главные положения теории Крылова:
1.          В наши дни не существует никакого единого «русского народа». Он разделен на собственно «русских» и «россиян».
2.          «Россияне» возникли в результате некого «этнообразующего» процесса примерно в начале 19 века и теперь стремятся вытеснить «русских» с общей территории.
3.          Наша современные «реформа и демократизация» - просто еще одна фаза этой этнической войны, где «россияне» выступают под лозунгами «европеизации», а «русские» - с «национальных позиций». (При этом защита СССР и все «советского» воспринимается Крыловым как проявление «русских», а не «россиянских» идей).
         Вот такая «конструкция». Она, конечно, не нова. Когда-то и где-то нечто подобное все уже читали. Например, не могу не вспомнить опубликованный на закате «перестройки» рассказ В. Пьецуха «Анамнез и эпикриз», где автор утверждал, что существует столько же разновидностей русских, сколько у нас в стране областей. Э. Воронель-Дацевич также писал о похожей концепции в статье «Разбитое зеркало», противопоставляя «Русь Белую» и «Русь Черную», «Россию-Германию» и «Россию-Индию». И, разумеется, каждый отметит «Русофобию» Шафаревича, его «Малый» и «Большой» народы.
         Но четкое и внятное воплощение К. Крыловым идеи «двух видов русских» впечатляло. Он к тому же сумел связать этническое противостояние с историческим и экономическим развитием России.
         И все же что-то здесь было не то.
         Грубо говоря, из статьи Крылова следовало, что русский - это такой хороший лапоть, мечтающий об общине и социализме. А в рецензии неизвестного мне автора, которую привел К.Крылов в «сети», даже четко подчеркивалось, что глубинные основы русского народа сохранились в русском крестьянстве. (Подозреваю, правда, что эту рецензию написал сам Крылов, чтобы вполне здраво поглумиться над собственной концепцией).
         Дудки, господа! Не знаете вы русской деревни, судите о ней по пейзанским побасенкам всяких шарлатанов Васек Беловых да по собственным наездам на дачки-срачки. Если уж кто и является классическим «россиянином», каким его изображает К.Крылов, так это обитатель центрально-русской и северорусской деревни. Он жесток, прижимист, предприимчив, помешан на технике вообще и собственном техническом благоустройстве в частности, презирает «отечественную» власть и с уважением относится к Западу. Из всех культурных достижений эпохи реформ его больше всего радуют бесконечные «мыльные оперы», и могу подтвердить, как человек, выросший и изрядное количество лет проживший в деревне, без этой телевизионной жвачки обитатель русской деревни страшно страдал в советские годы. (Я прекрасно помню, как вымирали деревенские улицы в те часы, когда шли отечественные суррогаты этой западной продукции - всякие «Вечные зёвы» и «Тени, исчезающие в полдень»).
         Социализм и наднациональная имперскость глубоко чужда обитателю русской деревни. Он (подсознательно, конечно) всегда мечтал о сильном националистическом государстве. Инородцы всегда воспринимались на уровне «людей с песьими головами» и столкновение с ними (прежде всего - во время армейской службы) вызывало болезненный ксенофобический шок. При этом никто бы не стал одобрять анализов крови или измерения угла черепа. Все это бред и баловство. От инородца деревенский житель требует только одного - стать таким же. То есть - говорить по-русски и не сильно отличаться от окружающих.
         За все последние годы посещения своей родной деревни я ни разу не слышал сожаления о распаде Союза или утрате каких-то территорий. Жалобы были только на экономические темы, да еще с ярко выраженным антиинородческим оттенком («эти «черные», «морды кавказские» и т.п.).
         Однако стоит перебраться к югу от Москвы, куда-нибудь за Тамбов, а еще лучше - на русские земли Украйны, чтобы ситуация радикально изменилась. Поговорите с местными мужиками и они выльют на вас целые цистерны «народного гнева», рассуждая о распаде СССР и развале колхозов, об ублюдках-демократах и ублюдках-иностранцах, о «сволочи Ельцине» и «негодяе Кучме». Причем говорить будут страстно, заинтересовано и так, будто их мнение будет где-то реально учтено. И постоянный рефрен - «хорошо же было в Союзе, когда жили все вместе». (На севере к СССР и «коммунистическому строю» отношение прохладное и спокойное: «Что-то, может, и было хорошо, да только прошло. Сейчас жить надо, а не думать о провалившемся»).
         Настоящая загадка -- те же вроде бы крестьяне, те же «носители русского духа», однако во взглядах - противостояние не хуже, чем у «русских» и «россиян». И противостояние это обусловлено вовсе не социальными признаками.
         Но все же, как писал Юрий Иосифович Коваль:

         "Друзья!" - сказал Иван, смеясь: - "задача нетрудна!
         У сундука есть только верх и вовсе нету дна!"

         Создатели модернистских концепций о «двух народах внутри одного» забывают о простом этнографическом наблюдении - действительно существует два «вида» русских - северный и южный. Достаточно взять любой классический труд по этнографии, хотя бы ту же «Восточнославянскую этнографию» Д.К. Зеленина, чтобы прочитать это прямым текстом.
         Противостояние двух «разновидностей» в русском народе существовало всегда и обусловлено оно настоящими этническими, даже «кровными» различиями.
         Северянин по сей день хранит в своих жилах слишком много угро-финской крови. А это кровь наций духовидцев, шаманов и колдунов, предпочитающих мир иллюзий миру реальностей. Не отвлекайте северянина от созерцания призрачных существ и он будет вам благодарен. Современная власть дала ему самый простой способ созерцания призрачного мира - телевизор, и он будет поддерживать эту власть.
         При этом северянин не ленив, а практичен. Но в рамках его практицизма нет зацикленности на деле ради дела. Нет, он отвлекается от созерцания призрачного мира, моментально усматривает самое быстрое и самое рациональное решение проблемы, решает ее и снова погружается в мир иной реальности.
         Северянин одобряет государственную власть жестокую, но стоящую от него в некотором отдалении, требующую исправно уплаты налогов, но не лезущую в его внутренний мир и не призывающую постоянно участвовать в «общегосударственных делах». (Напротив, к единовременному, авральному порыву в государственных делах, вроде отражения агрессии «человецев незнаемых» с потустороннего Запада, «русский человек Севера» относится с одобрением, хотя и без энтузиазма. Не могу не вспомнить цитату из советской киносказки «Садко»: «Надо будет - и убьем. А радости в этом никакой нету»).
         Затаенная мечта северорусского крестьянина, его «утопия» - это своего рода «сверх-фашизм», при котором все превращаются в русских, а кто превращаться не хочет - того ликвидируют физически.
         Зиждется подобное чувство на глубочайшем ксенофобизме, на стремлении ограничиться от окружающих. Суровость северной природы заставляла действовать сообща, а это ужасно бесило. Русский на Севере по возможности пытается свести контакты с окружающими до минимума, он и так слишком ими утомлен.
         Южанин же, напротив, экспансивен и навязчиво контактен. Он даже охотно участвует в государственных делах и, более того, сам умеет создавать «протогосударственные организмы», все эти «Запорожские Сечи» и казачьи круги. И «толковище» на собрании казаков могло идти целыми днями, потому что в совет атаманов то и дело вмешивалось «общество», склонное «рвать гетьманов на мелкие шматки».
         Южный русский - «человек активной жизненной позиции». Он будет темпераментно делать миллион дел одновременно, рассказывая как это хорошо у него получается и, в результате, не доводить ни одно из них до конца. Взгляните на двор северорусского крестьянина - там все конкретно: забор либо повалился окончательно, либо он сделан из свежеоструганных досок, замечательно выкрашен и заперт на гигантскую щеколду. У южнорусского мужика забор находится в состоянии перманентного ремонта - он периодически забивает в него пару гвоздей, запихивает в образовавшуюся дыру спинку от старой железной кровати и затем все бросает, отправляясь куда-нибудь по другим, не менее важным делам.
         Южанин в большей степени славянин и тюрок. Отсюда проистекает и восточная любовь к общению, и склонность к огромному количеству бессмысленных действий. В разговоре с любым южанином чаще всего наблюдается вот что - он сразу же начинает «учить вас жить» (особенно это раздражает, когда служишь в армии). При этом масса советов, которые он дает оказываются бессмысленными и даже просто идиотскими. Но в этом отлично проявляется пристальное внимание южного русского к конкретной реальности, а также то, что этой реальности ему вечно не хватает. Он вечно желает все новых областей «твердого мира», которые можно пощупать, ухватить, «понадкусывать».
         Может быть, концепция Крылова и отражает реальное положение вещей. Но ее «кристальную чистоту» явно замутняет еще более древнее противостояние русского Севера русскому Югу. И, например, развитие Российской империи во многом определялось этим противостоянием.
         Реакция южанина в рамках имперской политики - бессмысленная экспансия; реакция северянина - беспощадная русификация. Из-за большей однородности экономики у нас не произошло откровенной борьбы между Севером и Югом, как в США, но эта борьба шла (и продолжает идти) на уровне общественного сознания.
         Северянин всегда мечтал о ксенофобском царстве одних русских, где, по меньшей мере, господствует один язык и сфера общения сужена до минимальной необходимости. Южанин о расширении территории и о бесконечном увеличении сферы общения.
         Коммунизм обещал увеличить сферу общения до масштабов всего земного шара и поэтому его активно поддержали южане. Достаточно посмотреть на карту гражданской войны, чтобы увидеть, где реально стремились к большевицкому государству - бесконечные контрреволюционные мятежи на севере и в центре противостоят анархистским и прокоммунистическим восстаниям в тылу белых войск. И по сей день - «красный пояс» - это в основном южнорусские земли, тяготеющие к Украине.
         «Советы», «Империя», всякое «взвейся - развейся» и «сплотила навеки великая Русь» -- все это изобретения русских южан. Причем изобретения, выражающие их глубочайшие этнические потребности.
         «Северных» же русских вполне бы устроила участь Канады - развитого государства на Севере, которое где-то есть, но ни во что не вмешивается и о его существовании мало кто помнит. Это, разумеется, утопия. Стать Канадой нам не позволят не столько традиционные противники и географическое положение, сколько наши собратья-южане. Они будут продолжать везде лезть, и лезть, и лезть. А несчастному русскому северянину опять придется откладывать в сторону топор, брать в руки автомат и идти воевать «за Босфор и Дарданеллы».
         О чем, конечно, остается только жалеть.

         Питер Брайль