Ольга Елисеева КОГДА РУССКИЙ ЦАРЬ УДИТ РЫБУ.... Собственно Петербург не имел бы никакого смысла, если бы не его загородные дворцы. Этот город, построенный в форме ложки и населенный одними курьерами, годился только на то, чтоб выхлебать всю остальную Россию. Но Петергоф, но Царское, но Гатчина... Кажется без всего этого невозможно прожить. А ведь живут же! Александр Александрович пил кофе в угловой комнате-фонарике и смотрел в окно. Облака над бесконечным желтым парком обещали мелкий дождь, ветер затих, и первые опавшие листья на дорожках улеглись. "Следовало бы выбранить дворника, -- подумал Александр Александрович и отмахнулся от этой мысли, как от сонной мухи. -- Маша сделает. Пускай ее..." Он допил кофе и, перевернув чашку на блюдце, отодвинул от себя прибор. Эта странная плебейская привычка ему почему-то очень нравилась: в ней была основательность и неторопливость. Александр Александрович терпеть не мог торопиться: пусть считают, что он тугодум, медный лоб; зато дураком его никто не назовет. Мы еще всех обскачем, дайте только запрячь как следует. Александр Александрович встал, отодвинул тяжелый стул с гнутой спинкой и пошел одеваться. Утро было как раз для рыбалки, он уже чувствовал себя стоящим у ветхих мостков напротив Чесменского обелиска. Вчера у Александра Александровича сломалось удилище. "Вечно Костя срежет какую-нибудь соломинку!" Он одел старый зеленый китель с потертыми рукавами и обмотал шею шарфом. "Надеть фуражку или не надевать? Свежо." --Маша! Мне надеть фуражку? -- Свежо! -- отозвалась она как эхо его мыслям. -- Почему ты не одел носки? Мария Федоровна вошла в комнату с полосатыми шерстяными носками в руках и села на диван. -- Странный ты какой, Шура. – она пожала плечами. -- Сухо кругом, а ты в сапогах. -- Я могу наступить в воду. -- резонно заметил Александр Александрович. -- Костя уже пришел? -- Можно подумать, что он уходил. -- покачала головой жена. - В коридоре на диванчике слит. Два старых дурака! - она надула губы. --Все пьете? --Я знаю тебя 30 лет, а ты все об одном и том же. -- он подошел и поцеловал у нее руку. -- Оставьте. -- она встала. -- Сегодня Николаша на обед приедет, Миша, девочки. Я вас прошу. Слышите: я в а с п р о ш у! Мария Федоровна плавно выплыла из комнаты. У него была хорошая жена, даром что иностранка. Быстро выучилась трещать по-русски, а главное, почему-то мигом усвоила характерный образ мысли русских жен и всегда знала, где у него запрятан «пузырик». Ну теперь-то не догадается! Его изобретение -- плоская полуизогнутая бутылочка, чтоб удобно было носить ее за голенищем -- и сейчас лежало на положенном месте. Александр Александрович открыл дверь в коридор и тихо позвал: «Костя!» В ответ ему заворочались на диванчике. -- Я пойду уже. -- продолжал он, --Удилище срежу. Догоняй! Удилище надо срезать самому. Кипарис, бамбук там всякий -- глупости. Хорошая, конечно, вещь, легкая. Но дело-то не в этом! Под ногами у него хрустнула ветка. "Нет. Служителей все-таки надо выбранить: развели тут!" Александр Александрович свернул с дорожки вправо и углубился в заросли орешника. Сквозь зеленую еще крону пробивался, мягкий свет. "Ага. Вот мы тебя голубушку". Александр Александрович достал нож и пригнул одну из веток. "Обидно все-таки: два сына, и ни один не любит ловить рыбу!" Сзади раздалось пыхтение. -- Экую ты дубину срезал! -- Костя на ходу запихивал сверток с бутербродами в сумку, висевшую у него через плечо. -- Я вот сейчас тебя этой дубиной! -- Александр Александрович взвесил свое новое удилище на ладони. -- С семгой взял? А с бужениной? Нет, с вестфальской не хочу, сам ешь. А огурцы? -- он недоверчивы сощурил глаза. -- Брось ты! -- отмахнулся Костя. -- Когда я что забыл? Да, и она сказала, чтоб к обеду. -- К ужину. -- насмешливо передразнил Александр Александрович. -- К воскресному. Они вышли на тихий берег озера, в сонных в сонных водах которого отражался Приоратский замок. Сейчас там никто не жил, и туманные окна башенки с остроконечной крышей были пустынны. Костя достал лопатку и копнул под дубом. -- Толстых не бери! -- крикнул ему Александр Александрович, возившийся с удочкой. -- На них плохо клюет. -- А где наша банка? Слушай, банку покрали! -- отозвался Костя. -- Я ее здесь прятал. «Все у него не слава Богу». -- Подумал Александр Александрович, разматывая лесу. -- Ищи. -- сурово сказал он вслух. -- Банка на твоей совести. Сладив удочку, он спустился к воде, помочил руки, обтер лицо, и приподняв плоский камешек, зашвырнул его по направлению к замку. Голыш скользнул над водой три раза и, булькнув, ушел на дно. -- Ты стал старый и толстый. -- презрительно заявил Костя, спускаясь к нему, -- Вот банка: в кустах лежала. Ты лучше служителям скажи, чтоб в следующий раз не прятали. А то им и выбросить боязно, и оставить нельзя -- мусор все-таки. -- Где хочу, там и мусорю. -- буркнул Александр Александрович. Он плюнул на червяка, закинул удочку и попытался представить, как под водой ходят карпы, плавно перебирая плавниками, шныряет пузатая мелочь, выжидающе притаилась щука, дрыхнет где-нибудь под корягой сом. Там была целая своя жизнь, из которой он, как Господь Бог, выдергивал в неизвестность по одному. На той стороне озера на опушку вышли трое грибников с полными корзинами. "Говорят опят в этом году не обобрать". -- подумал Александр Александрович. Он не одобрял этого пристрастия таскаться за грибами: сыро, каждой елке поклонись, и не отвлечься -- того и гляди гриб проворонишь. Другое дето -- рыбалка. Думай о чем хочешь. Кругом тишь, аж воздух звонит. Когда надо, рыбка сама тебя за леску подергает. «В моем деле никогда не мешает поразмыслить спокойно, где-нибудь в стороне, без советчиков». В голове у него все время вертелась какая-то неприятная мысль, и он никак не мог поймать ее за хвост. Александр Александрович досадливо поморщился. Нет, так он жил хорошо: дом -- полная чаша, жена умница, а была красавица, да и сейчас еще с ней показаться не стыдно. Его уважают, многие любят, иные бояться. Пусть их, это хорошо, должны знать острастку, он себя помнит. Дети выросли. Не хуже чем у других. Александр Александрович даже притопнул ногой от досады, и в это время заклевало. -- Клюет! Клюет! -- Костя подскочил на месте. -- Не спи! «Да, все бы, все бы хорошо. -- продолжал Александр Александрович, снимая рыбу с крючка и опуская ее в ведерко. -- Только вот Николаша... Мямля... Недотепа... Мишка -- тот себе на уме. А Николаша мягкий. Вареный какой-то. Все завтра ж пойдет прахом под его растерянную улыбку, только будет стоять, руками разрядить: "Пап, я не знал! Пап, я не хотел". Такому оставь хозяйство...» А хозяйство у Александра Александровича было большое. Александр Александрович был царем. Еще в первые годы своего царствования он открыл наилучший способ управлять страной: надо оставить всех в покое и только время от времени вешать возмутителей порядка, чтоб знали: хозяин дома. И вовсе незачем лезть в чьи-нибудь счета за селедку с пряностями или указом утверждать набивной рисунок на ситце. Возможно, вас после этого назовут Великим, и потомки поставят Вам Медный Памятник в благодарность за то, что вы отвалились в могилу со своими реформами верхнего платья, но Александр Александрович на это не рассчитывал. Ветер раздул облака и смурное утро стало проясняться. В это время, к главному корпусу Гатчинского дворца подъехала карета германского посла. Из нее вышел грузный лысеющий старик и, важно раздувая свои седые бакенбарды, двинулся к крыльцу. Он был одет по всей форме и держат в руках расшитую галуном шляпу с белым плюмажем. Его помпезный и чуточку грустный вид не предвещал ничего хорошего. -- Ну вот. Даже на даче нельзя оставить нас в покое. -- сказала Мария Федоровна, наблюдавшая за ним из окна. -- Разве папа назначил ему? -- с удивлением спросил цесаревич Николай Александрович, уже приехавший и теперь без толку слонявшийся из комнаты в комнату. -- Во всяком случае, мне он ничего не говорил. -- с некоторым вызовом отозвалась императрица. -- У него свои дела. В комнату вошел адъютант и, отсалютовав, сообщил, что прибыл германский посол и просит государя его принять. (На даче этикет был упрощен донельзя). -- Здесь какая-то ошибка. -- развел руками цесаревич. -- Государя нет сейчас, он не назначал аудиенцию... -- ему было мучительно неудобно за отца, который так запросто ушел куда-то, никому ничего не сказав. -- Если б он назначил... Он бы никогда... Господин посол, я приношу свои извинения... Старик, стоявший за спиной адъютанта, смотрел на Николая даже с каким-то сожалением. -- Нечего здесь. -- оборвал брата вошедший через другую дверь Михаил. -- Устроили проходной двор: кто хочет, тот и ездит, Мы обедать идем. Скоро час. А государя небось до вечера не будет. У вас там, в Германии, сейчас что? Тоже сентябрь? Видите, как славно! -- Миша. -- Николай Александрович бросил на брата ни то гневный, ни то умоляющий взгляд. -- Прошу прощенья, господин посол. -- он вновь обернулся к старику, - Какое-то недоразумение... Я не знаю... -- Я не есть недоразумение. -- посол думал, что он умеет говорить по-русски, но всем сразу стало легче, когда он перешел на немецкий. -- Я осмелился приехать без приглашения. Вздох удивления вырвался из уст собравшихся. -- О, поверьте, лишь крайние обстоятельства могли понудить меня на подобный экстраординарный шаг. -- немец помялся. -- Я имею сообщение чрезвычайной важности... -- Севочка. -- Мария Федоровна беспомощно обернулась к молодому адъютанту, докладывавшему о прибытии посла. – Пойдите к пруду, скажите государю. Адъютант исчез. Александр Александрович насаживал мотыля на крючок, когда на опушке березовой рощицы появился адъютант, мчавшийся во весь опор. Его аксельбанты звенели, фуражка сбилась на затылок, он вытирал пот со лба рукавом. "Что за манеры? Кто их теперь учит? "-- подумал Александр Александрович, забрасывая удочку за полусгнивший кряжистый пень, торчавший у берега: там, он знал, живут сомы, и его сердце наполнялось тихой гордостью при мысли о возможной удаче. Заметив государя, адъютант остановился на приличествующем расстоянии и вскинул руку к козырьку. -- Ваше Императорское Величество! Прибыл германский посол с экстренным сообщением! Александр Александрович не обернулся. "Пусть думает, что я туг на ухо. Пусть думает - - это у нас семейное". Государь не двигался, внимательно следя за черно-бело-жеятым пробковым поплавком. -- Ваше Императорское Величество!.. -- Адъютант замялся. -- Германский посол... Широкая спина Александра Александровича не шелохнулась, но адъютанту показалось, что она выражает крайнее неудовольствие. -- Германский посол прибыл с экстренным сообщением!!! -- наконец решившись, гаркнул он. -- Тсс. Рыбу распугаешь. -- Обернувшись к нему, прошипел Александр Александрович. Он положил удочку на землю, взят котелок и спустился к воде. -- Когда русский царь удит рыбу, Европа может подождать. Ступай, голубчик, не маячь. -- Александр Александрович выполоскал котелок и поднялся на берег. Из лесу вышел Костя с охапкой сухих веток. Они развели костер и подвесили котелок. Александр Александрович грел над огнем большие покрасневшие от воды руки и усмехался в усы. Все, что ему хотел сказать германский посол, он знал еще вчера вечером и сегодня специально ушел сюда, чтобы спокойно обдумать свой ответ. По правде сказать, он еще не был готов: все зависело от поворота событий. -- Домой пойдем только вечером. -- сказал он Косте. -- Нам спешить некуда. "У нас, во всяком случае, в Европе друзей нет". -- мысленно добавил Александр Александрович. -- Порежь огурцы. Государь вытащил из-за голенища бутылку и потряс ею в воздухе: -- А еще спрашивают, почему я на портретах всегда в сапогах? -- Недогадливый народ пошел. -- кивнул Костя. -- Ну, будем здоровы. Они опрокинули по стаканчику "для сугреву" и, выдохнув с радостным кряком в рукав, потянули носом кисловатый запах ржаного хлеба. -- Хорошо пошла! Наливай еще. -- Александр Александрович потер руки и взят пучок луковых перышек. -- К третьей как раз уха поспеет. Вечером они, чуть пошатываясь и тихо, но душевно выводя: "В такую шальную погоду нельзя доверяться волнам", -- подошли к низенькой калитке в Царицын садик. Грузно топоча по деревянной лестнице, Александр Александрович поднялся к себе в кабинет и зажег лампу. На столе поверх красной папки лежал обрывок бумаги, на котором косым нервным почерком Марии Федоровны было написано: "Свинтус". Александр Александрович стряхнул записку ладонью на зеленое сукно и раскрыл папку. Это был отчет Департамента полиции о событиях, произошедших за день по ту сторону русского горизонта. Александр Александрович взъерошил волосы, забрался на диван в сапогах и, насвистывая: "А там, за Турцией, в дали, народы режутся и бьются", -- начал читать. В голове у него постепенно сложился ответ германскому послу. Завтра он примет его... Если погода будет не для рыбалки.